А когда отец отсидел свой небольшой срок, то женился заново и в 1935 году повез свою семью – жену и совместных детей, – в Игарку, за «большими деньгами».
Здесь Виктор пошел в первый класс. А отец однажды сильно простыл на рыбалке, тяжело заболел и надолго угодил в больницу. Мачехе, едва сводящей концы с концами, было уже не до пасынка. Он бродяжничал, жил где попало, пока не оказался у дверей детского дома.
Выслушав его историю, директор оставил парнишку. Так Витька Астафьев влился в большую и дружную сиротскую коммуну. И первым, в ком он нашел родственную душу, кому доверял больше всех, оказалась Галина Ус. Их судьбы были схожи. Правда, Галя осиротела много раньше своего нового приятеля.
Одна, совсем одна…
– Отца я вовсе не помнила, а мама осталась в моей памяти высокой стройной женщиной, с длинными косами. А вот лица я ее не запомнила, – печально рассказывает Галина Георгиевна. Мы сидим в одной из четырех комнат ее уютного, теплого, но совершенно пустого дома – все дети уже давно живут самостоятельно, некоторые уже дождались внуков. Галина же Георгиевна человек, привыкший к самостоятельности и независимости – так ее воспитала суровая жизнь, – предпочитает быть ни для кого обузой и живет одна. А тогда она была совсем малышкой, и мама ее заболела и умерла в товарном вагоне эшелона, который вез высланных из Украины в Сибирь членов семей врагов народа. Таким «врагом» оказался и ее отец, которого она вообще не запомнила, потому как его арестовали до той поры, когда Галя начала что-то осмысливать и откладывать в свою совсем еще куцую, почти младенческую память.
– Маму сняли с поезда и похоронили где-то в районе станции Зима – именно это название я запомнила, – продолжает свой печальный рассказ Галина Георгиевна.. – А я каким-то образом оказалось в цыганском таборе. Я очень смутно помню, что ехали с нами в вагоне эти горластые, темноволосые люди. И когда мою умершую маму выгрузили из эшелона, никого, видимо, не нашлось кроме них, кто бы взял на себя ответственность за неожиданно образовавшуюся в вагоне сироту в моем лице. И это они же, скорее всего, от общения с мамой, когда она была еще жива, сохранили для меня мои имя и фамилию. Во всяком случае, сколько с тех пор помнила себя, так и звалась – Галя Ус…
Девочка пробыла с этими добросердечными цыганами несколько месяцев. Следующие отчетливые кадры, сохранившиеся в ее памяти: ее оставляют в милиции. Милиционеры передают ее в детский приемник. А оттуда Галя Ус попадает в Красноярский детский дом.
Здесь Галя содержалась несколько лет: училась в школе, потихоньку росла. Как-то она услышала разговор тетенек-уборщиц, когда они, жалостливо поглядывая на худущую девчонку с голодными глазами, почти шепотом говорили:
– Вот и ейный родитель, поди, в Игарке мается. А она, сердешная, туточки голодает. Уж и не свидятся, пожалуй, боле. И сколько же таких, упаси боже!
