молодого драгуна, которого вместе с Ксавье и падро Ромеро спас его младший сын. – Ну, что же вы замолчали, корнет, как девица? Вы знаете, с какой яростью русские идут на смерть?
– Никак нет, ваше сиятельство! – Торрес, рьяно держась в седле, был явно смущен. Желание напомнить губернатору его же личную просьбу, похоже, не встретило участия.
– Стыдно, корнет! Солдат без смекалки – как кружка без вина. Вы скоро будете представлены к четвертому обер-офицерскому чину27, а держите рот на замке… Вы хоть живы там, Торрес?
– И хочу жить дальше, ваше сиятельство! Не знаю, как русские, но испанцы в атаке львы. Разрешите доложить?
– Вот это другое дело. Докладывайте.
– Ваше сиятельство, в Кармеле вы приказали напомнить вам, когда будем проезжать поворот на асьенду сеньора Ласаро де Маркоса.
– Благодарю вас, Торрес. Прикажите свернуть. Я должен непременно его навестить.
– Слушаюсь!
– Сигару, корнет? – губернатор приподнял серебристую бровь.
– Никак нет. У меня свои.
– А-а, ну-ну…
Торрес пришпорил коня, карета круто свернула с дороги.
* * *
Еще четверть часа или около того они были в пути – карета Эль Санто и небольшой отряд драгун, семь человек. Наконец показалась асьенда Ласаро де Маркоса, чудом уцелевшая от разграбления и огня инсургентов. Как и многие другие дома в Калифорнии, он был выстроен из мягкого белого туфа, но выглядел весьма крепко и благородно – дом, который стоит уже много десятилетий и простоит еще больше.
Кавалькада миновала персиковую рощу и оказалась перед красивыми деревянными воротами, над коими красовался кованый родовой герб, правда, крепко засиженный птицей и увитый буйным плющом.
– Эй, открывайте! – прокричал Торрес и настойчиво постучал эфесом в двери.
* * *
Сеньор де Маркос был в меру радушен и щедр. Радость, светившаяся в его ячменных глазах, не была лицемерной. С доном Хуаном его объединяли седины, вдовство и забота о детях. И если дом Эль Санто был богат звоном шпор, трубками и смехом сыновей, то дом Ласаро мог по-хвастать нежными голосами дочерей и мягкими звуками гармоники28, хрустальные переливы которой волновали и завораживали души слушателей.
– Слава Иисусу Христу, дорогой Ласаро!
– Во веки веков, дон Хуан, – откладывая щипцы и орехи, протянул руки для дружеских объятий хозяин дома. – Какими судьбами, мой друг? Что привело тебя ко мне в столь тревожное время?
– Об этом позже, – старинные друзья в сопровождении двух слуг чиканос миновали открытую прихожую и оказались в просторной зале, где когда-то частенько проходили званые вечера и пиршества. Пол здесь был из каменных плит, а обшитый лимонным деревом потолок придавал мягкость и уют большому пространству.
К четвертому обер-офицерскому чину (в кавалерии) приравнивались командиры эскадрона, что соответствовало званию ротмистра. Для сравнения: хорунжий в иррегулярных войсках занимал нижний офицер-ский чин, соответствующий лишь четырнадцатому классу. У малороссийских казаков хорунжим назывался хранитель войскового знамени. В Польше должность хорунжего (знаменосца) существовала с ХII в. В регулярных войсках четырнадцатому классу соответствовало звание корнет (в кавалерии), прапорщик (в пехоте). (Прим. автора).
Гармоника – музыкальный инструмент, изобретенный Делавалем и усовершенствованный Франклином; состоит из стеклянных пластинок или колокольчиков, причем звуки извлекались дотрагиванием влажными пальцами; это дотрагивание впоследствии было заменено устройством клавишей. (Прим. автора).
