в огромную светлую мастерскую, где было много развешанных по стенам полотен, некоторые незаконченные работы стояли прямо на полу, прислоненные к стене.
Виктор предложил выпить вместе кофе и пошел на небольшую кухню, отгороженную перегородкой, откуда доносился ни с чем несравнимый аромат настоящей советской Арабики, кто жил в те времена поймет, что имеется ввиду, сейчас трудно купить настоящую Арабику и цена на нее не сравнима с той ценой, по которой покупали кофе граждане СССР в период 70-х годов.
Пока Виктор хлопотал в кухонном отсеке за перегородкой, отделявшей его от мастерской, Зоя стоя рассматривала картины на стенах студии. Одета она была просто, но с большим вкусом, на ней было зеленое шерстяное платье, отделанное кантом из шотландки, которое ей когда-то сшила бабушка, Зоя лишь слегка расставила его и опустила подпушку. Платье подчеркивало ее тонкую талию и стройную фигуру. Густые каштановые волосы были собраны в «хвост», доходящий до пояса.
Виктор вернулся с подносом, на котором стояли тарелочки с бутербродами и свежей выпечкой, купленной в кулинарии на Бутырском рынке и чашки с черным кофе, а также сахарница и сливочник со сливками. Виктор, поставив поднос на столик, предложил Зое присесть и сел рядом. Взглядом художника он всматривался в лицо Зои. Безупречные пропорции лица, четкий контур высоких скул, нежный рот с красивыми белоснежными зубами, высокие длинные брови с приподнятыми к вискам уголками, как на старинных японских гравюрах, но главным потрясением были глаза Зои, изумрудно-зеленые, под тенью густых, пушистых ресниц. Виктор был сражен ее потрясающей красотой и как художник, и как мужчина.
Он вдруг ясно осознал, что с того дня, когда он впервые увидел Зою Бурмину, его жизнь четко разделилась на «до» и «после». Он еще плохо представлял кем станет для него эта немногословная девушка из далекого сибирского края, но для себя он решил, что должен стать для нее другом, опорой, ну, а уж как дальше сложатся отношения, там будет видно. Ему было больно видеть, как в середине ветреного и еще снежного февраля Зоя была одета в легкое демисезонное пальто. О, с каким удовольствием он прямо сейчас повез бы ее в секцию №200 ГУМа, где ему, как депутату и заслуженному деятелю искусств, положено было приобретать дефицитные товары, недоступные для простых смертных, вспомнил о теплой норковой шубе Марии и других ее вещах, привезенных из заграницы и запертых в шкафу их арбатской квартиры, о драгоценностях, лежащих на сохранении в сейфе ломбарда. С каким бы наслаждением он бы бросил все это к ее ногам, даже не рассчитывая на благодарность, а тем более взаимность, о которой он и мечтать не мог.
– Я должен все сделать для этой девушки, ведь я по сути одинок и кроме стареющих родителей у меня на свете никого нет. – Лишь от одной мысли, что вдруг он когда-нибудь дождется от нее проявления к нему пусть не любви, а просто симпатии и добрых слов, в душе Виктора
