восьмой год, путает его имя с кошачьей кличкой, и оба, кот и бывший астроном, на эту кличку охотно отзываются, тем более, что старушка предлагает обоим одно и то же: сваренную на воде овсянку. И пока астрономия дремлет на крыше дровяного сарая, свернувшись клубком возле треноги старого телескопа, налезающие друг на друга рифмы выдыхают в серенькие, с прожилками снега, небеса: «Риммар!.. Риммар!.. Риммар!..» И то, что Риммар похож сразу на двух местных поэтов, не вызывает у него самого к ним зависти: еще не известно, чей плагиат скромнее. Плагиатом ведь можно заморить даже государственного червячка. Заморить так, чтобы тебя самого при этом не затерли и не замочили. А что касается поэзии, то ее, по мнению Риммара, пора уже спихнуть в ближайшую газетную клоаку, куда сливаются, ошпаривая остатки зазевавшихся приличий, всякие творческие силы.
– Главное, – говорит Риммар, – увязнуть. А там уж подоспеет и разложение… Разложение – дело хоть и не хитрое, но общенациональное.
Поэты шуршат, кто чем, подергивают от сквозняка плечами, отодвигаются на всякий случай от соседа. И хотя всем скоро в братскую могилу коллективного, «Пиши не хочу», сборника, некоторые сомневаются: достаточно ли там места?… глубоко ли положат? Горбун обещает потеснить какого-то классика: народная тропа к нему вот-вот зарастет.
– Разложение, – продолжает Риммар, – должно быть самоокупаемым, как и всякое другое производство, должно удовлетворять при этом потребность. И если потребность вдруг куда-то подевается, ее следует немедленно заменить привычкой… привыкли же мы в конце концов к порнографическому репортажу!
Да, порнографический репортаж омолодил уже не одно одряхлевшее дарование… целых два! Одно угодило в толстый московский журнал и расползлось жирным пятном по перепаханным цитатами страницам: М. Удаков-Яшвили, и дарование немедленно признали культовым, а значит, достаточно для любителей похабным. Другим дарованием, а это юморист Леонид Макарович Мулярчик, судьба распорядилась круче: всадила его штопором в прыгающий на волнах поплавок «Инфы» – и по течению! И пока московский журнал меряется толщиной с полными собраниями не полных пока еще классиков, юморист Мулярчик об этой полноте и толщине высказывается… да, юмористически. Задевает, плывя по течению, какой-нибудь крутой бережок, подмывает его, причем, легко доступными средствами. И уже присматривается к этой доступности и легкости обремененная тезисом культурология, предъявляя сожительствующей с ней философии счет: плати за провороненную истину!.. ищи потерявшегося человека! И хотя ни то, ни другое легко доступными средствами не дается, бесплатно гуляющей на стороне истине вместе с неизвестно куда подевавшимся человеком возводят сезонный, в расчете на одну только зиму, памятник: философско-культурологический факультет широкого профиля.
О широте этого профиля охотно высказываются специалисты, до этого трудолюбиво разлагавшие местные газеты и газетенки. На факультет пришли здоровяки
