я, лишь бы что-то сказать, не молчать.
– С тобой нет.
Её лицо приблизилось к моему, её страстные, чувственно пухлые губы к моим губам, и мы поцеловались. В первый раз.
На выпускном пацан из параллельного класса набил морду Ярику. Пацан приставал к Рите, хотел с ней танцевать медляк. А Ярик влез, сказал ему, мол, отвали, мол, у неё есть парень. Я был на крыльце, курил и всё пропустил. Потом нашёл этого пацана и набил ему морду за Ярика. Позже мы ушли на берег речки, на наше место, и отмывали кровь – я с рук, а Ярик с лица.
Он вдруг, заплакав, выпалил:
– Ты мне, как брат!.. Ты брат мне!.. А Ритка, как сестра… Давайте не расстанемся никогда?.. Давайте всегда будем вместе, давайте, давайте?..
– Давай, Ярик, конечно, давай, – согласился я, смущаясь, краснея от его слёз перед Ритой. – Рита, мы же не расстанемся?
– Нет, – ответила она.
И мы втроём обнялись и так стояли, обнявшись. Никто из нас тогда даже и не взглянул ни разу в сторону окна, где живёт дьявол.
Но всё же нам пришлось расстаться. Ярик поступил в самый лучший в нашем городе универ, куда поступить тяжело. А я в задрипанный институт, куда брали чуть ли не всех подряд, хоть откровенных болванов. Рита же вообще уехала учиться в другой город. По настоянию своей мамы. Мне это хорошо было известно. Наши мамы друг друга на дух не переносили. Рите дома часто капали на мозг за дружбу со мной – и чем дальше, тем больше…
В конце лета мы ночи напролёт бродили бесцельно до утра, пока сон уже не валил с ног. Сначала провожали Ярика, а затем с Ритой шли к дому, сидели на лавочке у подъезда и неистово, жадно прощались.
– Я люблю тебя, – сказала мне Рита в одно из таких утр. Она сказала это в первый раз.
А я в первый раз ответил:
– Я тоже тебя… люблю…
Потом мы много раз говорили это друг другу. Когда прощались на лавочке у подъезда неистово и жадно. Будто нас одолевали жажда и голод, будто не хватало воздуха, и мы не могли напиться, не могли насытиться, не могли надышаться друг другом.
И вот почти через год, в середине июня, я пришёл один – хмельной, с бутылкой пива – тёплым и тихим до душноты вечером на берег речки, на место, с которого лучше всего была видна речная обшарпанная сторона того старинного двухэтажного дома и бледно-жёлтое окно в ней – то, где живёт дьявол. Свет от окна тусклой лунной дорожкой падал на неподвижную тёмную гладь воды.
Я поставил на влажную песчаную землю недопитую бутылку пива, снял шлёпки, шорты, майку и зашёл в воду, прямо на лунную дорожку. Сперва по пояс и дальше – по грудь, по шею. Шёл осторожно, наступая мелкими, вкрадчивыми шажками. До окна становилось всё ближе и ближе. Рукой подать – метра три, может, четыре – один короткий рывок вплавь. А вокруг меня свет от окна, и лампочка – так близко, легко рассмотреть на её толстом, допотопном проводе и на ней самой множество точек, следы от мух. Точно сыпь.
И я подплыл, еле слышно, по-лягушачьи. Фундамент дома, омываемый речкой, состоял из больших
