style="font-size:15px;"> Уже спустившись по лестнице на первый этаж гостиницы, у двери Мидж бросила мимолетный взгляд в треснутое зеркало. Да, ростом она не вышла, но из-под тьмы капюшона на нее действительно, казалось, смотрела не она – а Айнар.
Тот, кого она искала.
Однако выйти на двор девушка не успела. Дверь распахнулась прямо перед ней, едва не ударив по носу, и девушка отшатнулась. В коридор вошел Грейсон.
– И куда ты собралась в одиночестве? Снова?
Рука Грейсона преградила Мидж путь. Он сделал столь резкое движение, что ладонь вмялась в стену, ощетинив ту щепками.
– Я не надзиратель, Мидж, я не могу запретить тебе уходить. Но я твой телохранитель, так что у меня есть и будут обязанности. Одна из них – обеспечивать твою безопасность. Значит, я пойду с тобой.
Мидж покачала головой. Ее побег откладывался.
– Я… Я хотела сходить в святилище за списком одержимых, – промямлила она.
Грейсон то ли галантно, то ли издевательски предложил ей локоть.
Глава 8
– Стар, а каково твое определение греха?
– А разве их несколько? Грех – это жестокость, несправедливость, все
остальное – пустяки. О, понятие греха идет от нарушения обычаев твоего
племени. Но нарушение обычая – не есть грех, даже если ощущается как
таковой. Грех – причинение вреда другому человеку.
Роберт Хайнлайн, «Дорога доблести»
После завтрака Мидж и Грейсон собрались идти в святилище. У Геселин нашлась старая карта городка, которую она одолжила спутникам на день. Сама лже-аристократка предпочла остаться в гостинице. Когда Грейсон и Мидж уходили, она лежала на кушетке, полируя ногти.
– Если встретите Айнара, дайте мне знать, – хихикнула брюнетка.
Мидж не стала намекать, что такое развитие событий действительно возможно. Покинув гостиницу, экзорцистка еще какое-то время размышляла о своей спутнице. Мидж ощущала душевную рану Геселин как свою собственную.
День в городе и день в полях ощущались по-разному. Голая земля сохраняла наутро прохладу суровой ночи, и от земли поднимался легкий туман, не простиравшийся выше пояса. Запахов в полях было меньше – травы, цветы, иногда – вонь растерзанной гиенами жертвы. В городе все было иначе. Мостовые быстро прогревались, к полудню накаляясь так, что босиком невозможно пройти. Впрочем, тут и там сновали необутые служанки, как видела Мидж – то ли черная грязь, налипшая на их ступни до щиколоток, хранила ноги от ожогов, то ли кожа их пяток огрубела настолько, что можно было ходить по неостывшим углям, не то что по дорогам городка. Пахло сильнее и разнообразнее, чем вне городских стен: кто-то готовил обед, кто-то выпекал ароматный хлеб, терпко и уютно пахли лошади, тащившие телеги и кареты, везущие всадников; издалека ветер вплетал в этот хор запахов флюиды красильни и мясной лавки – не самое приятное
