Пришлось магарыч ставить, чтобы клетку его отдали. Вот так он у нас и появился в семействе,– дед вздохнул: – Вы не возражаете, если я его навещать буду? Часто-то я не смогу – разок в месяц.
– Да, пожалуйста,– Мишка сунул старику свою визитку.– Вот по этому адресу. Там часы указаны. Заходите, будем рады с Кирюхой,– и посмотрел на попугая. Тот трепыхнулся, но на этот раз промолчал. Старик прочел текст на визитке, удивленно взглянул на Мишку и поинтересовался:
– Вы действительно, что-то умеете экстраординарное? Или это поветрие понесло – за хлебами легкими?– и как попугай склонил голову набок, в ожидание ответа. Мишка растерялся. Врать не хотелось, но и правду говорить тоже.
– Да умею кое-что, но в основном вполне материальное,– вывернулся он, вспомнив «корешей» с их «приколами». Старик кивнул удовлетворенно и представился: – Федор Леонидович – бывший преподаватель словесности,– Мишка с любопытством взглянул на него: – Соболев Михаил. Можно без отчества. А вообще Петрович. А мне почему-то подумалось, что Вы Академик не иначе. Извините, Федор Леонидович, без обид.– Федор Леонидович взглянул на него из-под кустистых, седых бровей близоруко сощурившись и, улыбнулся печально:
– А Вы ведь угадали, Михаил Петрович. Академик и есть. Академик словесности и до позапрошлого года еще лекции студентам в университете читал.
Мишка довез Академика до дома, в котором тот проживал и с тех пор Федор Леонидович чуть ли не каждую неделю стал навещать своего бывшего питомца Кирилла.
Странные отношения завязались у Мишки с этим занятным дедком-Академиком. У которого, жажда делиться знаниями не иссякла. Слушать его можно было часами.
–«Ну, вот почему у нас в школе не было такого Федора Леонидовича? Да я бы на его уроки бегом бы бежал», – думал он, слушая Академика. А тот, обретя благодарного слушателя, раскрывал перед ним глубины языка, истоки его, широту и богатство.
– Язык наш – сокровище. Каждое слово в нем – бриллиант,– Федор Леонидович задумчиво помешивал ложечкой в чайной кружке.
– А как же матершина, Федор Леонидович?– Мишка думая, что поймал Академика, ждал дежурных разъяснений об исключениях, которые только подтверждают правило и услышал совершенно другое:
– И они тоже. Да, да, молодой человек. И они. Как это ни парадоксально звучит. Крепкое словцо оно ведь тоже нужно и когда к месту сказано, то несет смысловую нагрузку гораздо более весомую порой, чем слова обычные. А сквернословить можно, кстати, словами вполне литературными и цензурой одобренными. Русский человек, Михаил Петрович, слово не ухом, а душой чувствует. Тысячами поколений это умение в народе на генном уровне закреплено. Нет скверных слов – есть сквернословы. И способен такой человечишка любое слово извратить и грязью облить.
– Ну, мне трудно вам, что-то возразить, Федор Леонидович, Вы -спец. А у меня по русскому всегда тройка была самой высокой оценкой и по литературе
