жизнь… мучиться будешь, я избавить Тебя хотел…
Шумит и воет ветром вокруг меня, сечёт мелкими льдинками… я замер, ожидая, чувствуя, что превозмог…
– Иди, принимай в объятия, исцеляй Её снова… всё Твоё, и радость и боль… Пей полную чашу! Не можете радостью одной жить, без муки вам и счастье не сладко…
Онега задыхалась от кашля и крови, всё обильнее вытекающей у неё изо рта… Кто-то заплакал от страха, зажимая ладонями рот.
– Никогда так не было…
– Никогда, чтобы…
– Чтобы царица…
– И чтобы столько времени они не выходили…
– Может, последние времена настают?..
Я обернулся на говоривших, я весь уже перепачкался в крови, Лай-Дон весь мокрый и с забитыми снегом волосами, прижал очередной тающий ком к её груди…
И вдруг… Буран стих так же внезапно, как и возник. Белогор, на этот раз не только совершенно мокрый от растаявшего на нём снега, но и взявшегося льдом внутри метели, влетел в шатёр, опять оттолкнув нас от Онеги сильными злыми руками, обнял её, совсем потерявшую уже силы. Она припала к нему бессильно…
В шатёр заглянуло яркое, будто умытое солнце… На полу следы мокрых ног Белогора…
Глава 3. Золото
Удивительным приключением обернулось для меня это путешествие по Великому Северу, в который мы влились некогда всем своим многочисленный народом. Но северян было куда больше. И всё же они приняли нас, не отторгая. Прививкой от ненависти к нам стали сколоты Колоксая, прошедшие гребёнкой насилия по всем городам и селениям. Поэтому нас, разбивших Колоксая, приняли уже почти как избавителей. Поэтому завоевать Север не составило труда.
И в отношении к моим сколотам не было уже отторжения, по крайней мере, никто не показывал этого. Всё это я замечал, ещё царевичем проезжая по стране и тогда же обдумал. Теперь же находил только новые подтверждения этому. Меня принимали как царя, встречая с радостными возгласами, песнями, обильными пирами и весёлыми танцами.
Конечно, сейчас играло роль то, что мы везли в каждый город золото, что собирали в открытых мне пещерах. Но кроме всего этого, люди хотели, ждали от меня, как от нового царя, спокойствия, которое способствует процветанию как ничто.
Пещеры… Я не знал, ни, где мне искать их, ни, как входить, ни, что я там увижу, никто не сказал мне этого заранее, будто я давно и много раз это делал и делаю, и повторяться с объяснениями незачем.
Поэтому, когда седой и серьёзный старик-северянин оказался моим проводником, я обрадовался. Мне сразу стало спокойно и надёжно на душе.
Первая пещера была совсем недалеко от Солнечного холма, на побережье океана. Если бы я был взволнован меньше, я полнее сумел бы оценить необыкновенную красоту окрестностей пещеры. Убегающий в туман горизонт, закругление по правую руку, будто незаконченная Творцом бухта, куда спускается язык ледника между заснеженной горой и приподнятым плато, похожим на то, что сейчас осталось запруженное людьми, где все в священном восторге смотрят на небо, куда ушли Великий
