этим поведением Фомы, но как имеющий свою точку зрения на собственное поведение, не может пройти мимо и не высказать позицию.
– Плевать в пищевом заведении, хоть и в чашку, не эстетично. – Делает замечание Тёма.
– Да пошёл ты! – в свою очередь посылает его Фома, и Тёма, к не удивлению того, встаёт, и вместе с Фомой отправляется на выход из заведения.
– Ну, а теперь куда? – выйдя на улицу и вдохнув совсем не освежающий жаркий воздух, спросил Фому Тёма.
– Как это куда? – усмехнулся тот. – На работу.
– Ах, да. Я совсем забыл, – хитрый вид Тёмы говорит совсем об обратном.
– Хочешь, чтобы Зинаида тебе об этом напомнила? – Фома дал ход своим ногам в ту сторону, где их ждала трудовая вахта, с Зинаидой в придачу.
– Ты только кабинет посторожи, чтобы в него никто не входил, когда Зинаида будет меня наказывать, – слишком уж пакостно проговорил Тёма, из-за чего Фоме в очередной раз захотелось расплеваться.
– Ладно, уже и пофантазировать нельзя, – Тёма, видя недовольное гримасничанье Фомы, решает оставить при себе эту свою фантазийную наказуемость Зинаидой, которая невероятно жестока в этих его бурных фантазиях.
– Двадцать пятый, ты где пропал? – суровый голос диспетчера доносится из рации такси, у которого остановились Фома с Тёмой.
– Видишь, стоит о ней подумать, как она тут, как тут, – засмеялся Фома.
– Знаешь, о чём я сейчас подумал? – Тёма не слишком сильно отличается от среднестатистического обывателя, частенько требуя от своих товарищей или друзей, проявить экстрасенсорные способности, на что те раз за разом ни в какую не соглашаются (природная скромность и стеснительность встаёт тем барьером, который не только не даёт проявить себя, но и не позволяет), и заявляя: «Хорош придуриваться» – ждут ответа от вас.
– Тебе Фома надо застать Леру врасплох, и тогда её первый взгляд тебе всё обо всём расскажет, и сразу станет ясно, что почём. – Говорит Тёма.
А Тёма не столь безнадёжен, как кажется, и в словах его есть определённый смысл, о котором Фома, принявшись прогуливаться вокруг машины, принялся размышлять.
– А то эта её лобовая смесь перечеркнутостей из горизонтальных морщин и вертикальных по краям углубленностей, уж очень непонятна, – всё-таки физиономист из Тёмы никакой. Фома же, имевший на этот счёт свою мимикрическую точку зрения, хотел было возразить Тёме, указав ему, что его ума дело, но резкость движений на проезжей части своей звуковой и визуальной составляющей, всяко была более интересна, чем постная рожа Тёмы, на которую смотри не смотри, а ничего нового не увидишь.
Ну, а проезжая часть, часто изобилующая не только различными транспортными средствами, но и сопряженными между ними тёрками (как проекцией желаний и возможностей «Я» с большой буквы хозяев транспортных средств), всегда даёт, как повод подумать над мимолетностью и скоротечностью
