не просто мышь повесилась, там поселился целый клоун и все сожрал. А нет, не все. На дверце обнаруживаю кусок сыра, завёрнутый в пленку. Но разворачивать не рискую – кусок насквозь позеленел.
– Да, милый друг, – вздыхаю. – Я тебя понимаю. Плесень тут совсем не благородная.
Сыр отправляется в помойку, а колпак на голову. И, о чудо! Под ним обнаруживается пакет кефира. И очень даже пригодный для употребления.
– О, мой друг, – встряхиваю пакет, – да вы волшебник, а не клоун, – щелкаю по бубенчику.
В недрах многочисленных шкафчиков и столов отыскиваю миску, сковороду, соль, сахар и даже муку! Точно колпак волшебный!
Встряхиваю головой, и бубенчики тут же отзываются весёлым перезвоном. Фыркаю, замешивая тесто.
– Что ж, мой волшебный клоун, будут и тебе фирменные оладушки моей бабули.
Руки делают все сами: налить тесто на сковороду, перевернуть, выложить на тарелку. Снова и снова. И обязательно попробовать. Ещё горячий, обжигающий язык, но самый вкусный.
– Эх, варенья бы сейчас… – мечтательно протягиваю, наслаждаясь нежным вкусом.
– Варенья нет, только повидло. Подойдёт? – а ведь я даже не услышала, как он вошел. И не испугалась. Любопытно.
– Давай.
И передо мной тут же оказывается банка с яблочным повидлом. И пока я пытаюсь ее открыть, наглая рука Шута стягивает с тарелки оладушек и тянется за вторым. Но получает звонкий шлепок от меня.
– Руки мыть! Быстро!
Командую под озадаченным взглядом Шута. Но он выполняет приказ, на удивление покладисто.
– Я привез еды, – бросает на ходу.
Оборачиваюсь и вижу огромный бумажный пакет на столе, а рядом фотоальбом.
В животе урчит от голода и завораживающих запахов из пакета, но руки тянутся к альбому. Снимаю колпак, кладу на стол.
Альбом тяжёлый, в плотной кожаной обложке. Теплый и мягкий. Бросаю короткий взгляд туда, где скрылся мой спаситель. Слышу шаги. Выглядываю и вижу, как босые ноги убегают по ступеням на второй этаж.
Не сходя с наблюдательного пункта, открываю альбом и зависаю на первой же странице. На глянцевом фото трое молодых людей. Справа высокий брюнет с длинной челкой, падающей на глаза, упрямым взглядом и витым узором татуировки на руке. Слева – типичный ботаник в очках и книгой в руке, но горячий, аж обжигает даже сквозь время и бумагу. Блондин с выбритыми висками и иероглифами, написанными чернилами на коже. Они оба стоят вполоборота и смотрят на брюнетку между ними. Она замерла на кончиках пальцев в пятой позиции так, словно только-только спустилась с небес в своем лёгком, почти невесомом платье. Босая, она смеётся, совершенно счастливая. И абсолютно неземная с глазами цвета поднебесья.
– Красивое фото, – голос Шута звучит хрипло и слишком близко, слишком интимно.
Я смотрю на него, замершего в дверном проёме. Сейчас, в домашних брюках и белой футболке, облегающей
