вентилятора прервал следователь Юрков, в белых брюках, потемневший, опаленный, с прищуренными от солнца глазами, словно только что приехал с экватора.
– Жарко, – сказал он, сел ближе к струе и расстегнул на рубашке еще одну пуговицу.
– Юрков, я придумал восточную пословицу, послушай: потерял час – потерял день, потерял день – потерял месяц, потерял месяц – потерял год, а потерял год, сам понимаешь, – потерял жизнь.
– Это к чему?
– К тому, что я сегодня уже потерял полтора часа.
– Жарко, – объяснил Юрков.
Рябинин знал, что его сентенция о времени не направит разговор ни на восточную мудрость, ни на философскую вечность. Недавно в местной газете была статья о Юркове, где говорилось, что его жизнь – это следствие. Рябинин мог подписаться под этим. Юрков думал и говорил только о следствии. Правда, было небольшое исключение – садовый участок, но он шел после следствия.
– Клубника-то у тебя не сгорела? – спросил Рябинин.
– Поливаю, – нехотя ответил Юрков, потому что рябининские вопросы сочились иронией, как сосна смолой.
– Слушай, посеял бы ты вместо клубники опийный мак, а?
– Зачем?
– Я никогда не вел дел по двести двадцать пятой статье. Ты бы посеял, а я бы вел против тебя следствие.
Юрков даже не ответил – юмор пролетал мимо его ушей, ничего не задевая. Рябинин никак не мог понять, почему все-таки Юрков заходит к нему ежедневно, а то и несколько раз в день, словно его притягивали эти шпильки и насмешки.
– Ну и жара, – повторил он, – допрашивать невозможно.
– Да, – согласился Рябинин, – в жару допрашивать плохо.
– Трудно дышится.
– Плохо смотрится свидетель.
– Очки потеют? – поинтересовался Юрков.
– Нет, свидетели.
Юрков посмотрел на него внимательно, словно спросил – опять шутка?
– Опять шутка?
– Вполне серьезно, – заверил Рябинин.
– Ну и пусть потеют, – осторожно возразил Юрков, еще не совсем уверенный, что это не розыгрыш.
Вот теперь Юрков усмехнулся. Это был второй парадокс, которого не мог понять Рябинин: когда он шутил – Юрков окостенело замолкал; когда он говорил серьезно – Юркова начинал одолевать смех.
– Это твои штучки, – все-таки не согласился Юрков.
– Почему же штучки… Я тебе сейчас объясню.
Юрков подозрительно прищурился, словно Рябинин сказал ему не «я тебе сейчас объясню», а «я тебе сейчас устрою».
– Ты видел когда-нибудь телевизор? Ах да, ты же смотришь футбол-хоккей. Так вот: изображение на экране, а образуется оно за ним – там целая куча винтиков, диодов и всяких триодов. Представь, помутнело стекло. И сразу плохо видно. Так и человек. Мозг, психика – это диоды-триоды. Лицо – это экран. И этот экран должен быть чист; чтобы я видел: покраснела
