впервые отчетливо явилась эта грешная мысль, странным образом не пугающая вовсе, а принятая без требований объяснения всей ее сути. «Положите меня спать в сирени»…
Выше, сильней, быстрее…
В тридцать седьмом Арсентий был еще слишком мал, чтобы что-то помнить. Но он почему-то помнил.
Тогда отец вернулся с завода позднее обычного, был радостным и слегка возбужденным. Арсентий это понял по отцовскому голосу, доносившемуся из-за стены с прибитым на нее бархатным ковриком, на котором среди лесных зарослей удобно разместилась семейка пятнистых оленей. Маленький олененок, по-видимому, только что рожденный, стоял на еще слабых ножках, прижавшись к матери. Обычно Арсентий гладил пушистого олененка маленькой ладошкой, перебирая пальчиками ворсинки коврика, и сон медленно накрывал его своим теплым мягким одеялом.
Но в ту ночь Арсентий долго не мог уснуть. Он гладил по очереди всех членов оленьего семейства, но сон так и не приходил к нему. Поэтому он слышал, как отец долго разговаривал с матерью. Сквозь шепот до него доносились непонятные фразы – «повышение в должности», «начальник смены – это очень ответственно», «зарплата увеличится на двадцать рублей». Он тщетно пытался хотя бы как-то разобраться в том, о чем говорят родители, и уснул, так ничего и не поняв.
А на утро дом наполнился громкими голосами, смехом старших братьев и сестер, запахом каши и душистого свежего хлеба, принесенного матерью из булочной, которая находилась в соседнем доме. Вся семья начала торопливо собираться, и детям велели надеть самую красивую одежду. Арсентия облачили в матросский костюмчик с сине-белым полосатым воротником, а на голову нахлобучили беретик в тон. Все приготовления назывались одним трудным словом «воскресенье», и Арсентий, как ни старался, не смог его выговорить. «Воскресенье» – это значит, что будет парк с высокими деревьями и дорожками, по которым можно бежать быстро-быстро, карусели, мчащиеся под веселую музыку по кругу, воздушные шарики и мороженое. Вкусное…
В это воскресенье отец купил Арсентию большой кожаный мяч. Он даже немного хрустел в руках. И еще от него по-особенному пахло. «Выше, сильней, быстрее», – весело крикнул отец и подбросил мяч высоко-высоко. До самого неба…
Таким Арсентий запомнил отца – высоким, сильным и счастливым…
Несколько пунктов 58 статьи вычеркнули из памяти все, что было до этой семейной трагедии. Арсентий лишился не только отца, но и детства. Стал неразговорчивым и ершистым. О своем отце никогда не рассказывал, будто его и не существовало вовсе.
Десятилетним подростком Арсентия определили в спортивный интернат. Это случилось как раз после войны. Вероятно, это был единственный способ выжить и получить образование. Однажды, проделывая привычный путь от дома, который разрешалось посещать по воскресеньям, до интерната, Арсентию
