пусть и с папой во главе.
Аху иногда становилось стыдно, что торгует он щенками, но время проходило, и он успокаивался: в конце концов, щенки появлялись естественным путём, можно сказать, по любви, никто никого не принуждал к деторождению, ну так получалось, и всё!
Да и новые человеческие родители находились всё больше удачные, настоящие. Приезжая к Аху, они рассказывали ему, кто их рекомендует, и Ах всегда проверял эту информацию, а приехавшие оставались погостить на день, на два, и Аховы питомцы сами выбирали себе пап и мам, а то и братьев с сёстрами.
Сонный щенок был отправлен в клетку, и Ах смог наконец без помех обдумать новость, принесённую дедом.
– Ах, Федя, Федя, – думал Ах, – давно я тебя не навещал, дружок… Как же так, и не будет теперь твоя одуванчиковая голова кивать детишкам, и не улыбнёшься ты солнышку, и не похрустишь морковкой… Федя, Федя, – страдал Ах, постанывая и мотая головой.
– Хватит, придурок, – сказал Ах сам себе, – озверел вконец. С сидра, что ли, тебя развезло?
Ах пошёл в дом. Кровать казалась жёсткой, подушка неудобной, и луна настырно преследовала Аха, как тот ни пытался отвернуться, всё она светила ему прямо в глаз.
Ах устал ворочаться и вышел во двор.
На столе по-прежнему стояла бутыль и две кружки. Ах подумал-подумал и оттащил ёмкость в погреб. Кружки вымыл. Стол вытер тряпкой. Нацепил шланг на кран, потом передумал, налил воды в ведро и ещё раз тщательно почистил метёлкой и граблями собачье отхожее место.
Переложил развалившуюся поленницу.
Ах имел собственный котёл на газу, без этого нельзя при его работе, но печку протопить дровами очень любил – ну как в деревенском доме обойтись без живого тепла! Да и щенки любили погреть животы на тёплом деревянном полу.
Ах стащил с верёвки простыни, пропитавшиеся росой, аккуратно сложил, чтобы завтра отдать бабе Клаве на глажку. Вытащил из холодильника кусок мяса. Взгромоздил на плиту бак с водой, чтобы сварить овсянку. Накрошил морковки, капусты, свёклы. Подумал, и добавил в окрошку чернослива. Чертыхнулся, раздавив нечаянно черносливину на полу, подобрал кляксу салфеткой.
И пошёл к себе в кабинет.
Пошелестел бумагами, прошёлся вдоль стены, увешанной фотографиями в рамках, вернулся на кухню, выключил плиту и ушёл спать.
На то, чтобы сдать билет, получить деньги, продать шляпу, новомодный недавно купленный чудовищно огромный чемодан на колёсиках (Ах из вредности называл его «чумодан»), объясниться с мамой, привезти ей в качестве извинения семь слоников из «чёрного дерева», купленных в индийском магазинчике, ушло два дня.
Ах торжественно обещал, что деньги не растратит, употребит на дело, что Африка никуда не убежит. Мама сделала вид, что верит ему и напоила Аха чаем, поданным в хрустальном стакане с подстаканником. Они мирно посидели за столом. Мама выстроила слоников в ряд по росту и поглаживала,
