Слюна омывала язык и Ах с остервенением её проглатывал, сам себя сравнивая с голодной собакой.
Когда первые несколько кусков были проглочены, дед с Ахом замедлили темп, и наконец смогли ощутить вкус – оказывается, они ели мясо, тушённое с огурцами, морковкой, тыквой, и в брусничном соусе.
– Ну спасибо матке скажи, Ах-ты, – крепко вытирая рот носовым платком, сказал дед, – вкусно, я тебе скажу, ну как в раю!
– В раю, дед, все вегетарианцы, – со вздохом ответил Ах, – я и сам иногда хочу веганом заделаться. Да вот не могу пока… А знаешь что интересно, дед, мама-то мяса у меня не ест!
– Да как же она так вкусно его делает, неужто не пробует?
– Неа.
Ах недели три мотался по свои делам. Бабу Клаву пришлось просить подменить его на ферме. Ну да не страшно, такое и раньше бывало, да и бабка была добрая, мягкая по причине толстотелости, щенки её любили.
Аху пришлось истратить все деньги, отложенные на отпуск. Об Африке пришлось забыть.
– Ничего, – успокаивал себя Ах, – наживём ещё.
Погода эти три недели, наверное, сочувствуя Аху, была превосходной.
Лёгкий ветерок овевал Ахову уставшую голову, когда тот вываливался из очередного присутственного места на свободу. Почему-то рядом с госконторами никогда не стояли скамейки. Да что там скамейки – и урны были только возле входных дверей, под непосредственным присмотром охранников. Из-за постоянного наплыва посетителей, скученности и спешки, в силу присущей таким местам особой атмосферы ажитированности, мусор в этих замызганных урнах часто возгорался от непотушенного окурка, и люди, которым некуда было деться, предпринимали всякие попытки избавиться от вонючего дыма. Заканчивалось это всегда одинаково: кто-нибудь выливал в забитую урну пиво или воду из бутылки, и тлеющий мусор продолжал вонять бездымно.
Приезжая вечерами домой, Ах первым делом скрывался в сарае и обливался водой из шланга, наспех надев его на кран. Запахи, осевшие на Аховы волосы и одежду, преследовали его и во время мытья. Смывая с себя приметы дня, Ах заново оценивал происшедшее. Он вспоминал кривые стулья, и линолеум, затоптанный посередине коридора в белёсую дорожку, и красивый клён, нечаянно уронивший огромный лист на стол к усталому толстому зампреду. И конечно он помнил каждый запах, встреченный им на пути. Недаром Ах был собаководом. Наверное, он смог бы стать и дегустатором, но так и не сумел понять важность этой работы. Вернее, не считал свою персону необходимым условием процветания профессии.
Баба Клава тем временем начала немножечко сердиться – дед из-за Аховых путешествий оказался заброшенным, и всё чаще наведывался в Ахов погреб, находя самой лучшей для себя компанию бутыли с сидром.
Наконец всё было кончено, все связи использованы, все деньги истрачены. Ах выпросил разрешения самому завершить необходимое, заплатил, конечное дело, за это, – ибо если и некому сделать то, что нужно сделать, то добровольцам уж точно не положено делать то, что некому
