на месте. Двери лифта распахиваются, захожу в кабину. Руссо провожает меня потрясенным взглядом. Этот взгляд – последнее, что я вижу перед тем, как закрываются двери.
– Ты права, Верона! Я не тот, кто тебе нужен! Прощай! – слышу я через закрытые двери, потом два сильных удара.
Вздрагиваю и прижимаюсь к дальней стене. Лифт едет вниз, я даю волю слезам. Мне кажется, что мой плач разносится по всем этажам. Боже, как же больно! Спускаюсь по стенке на пол. Лифт останавливается на первом этаже, двери распахиваются. Сижу на полу, не могу пошевелиться, и как назло вокруг никого, кто бы вывел меня из оцепенения. Тело больше не принадлежит мне, я словно в невесомости. Двери лифта закрываются, свет в кабине гаснет.
Через минуту истошный крик Руссо разрывает тишину.
– Верона! Верона!
Слышу, как он мечется по вестибюлю, открывает двери, видимо, заглядывает к консьержке и выглядывает из подъезда. Сижу тихо, как мышка. Не знаю, сколько прошло времени, пока он меня искал, казалось, целая вечность.
Наконец-то двери лифта открываются. Запыхавшийся Руссо с дикими глазами врывается в кабину, одним рывком поднимает меня с пола и впивается в губы. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь.
– Детка, я твой, тот самый! Но я так зол на тебя! Но ты права, мы любим друг друга!
Аристарх
– Приму душ, – говорю Вероне, когда буквально втаскиваю ее назад в квартиру, – только не сбегай!
Она еле заметно улыбается, видать, уже не злится. Мою погоню Верона оценила, но, честно говоря, увидев, в каком она состоянии, думал, меня не просто пошлют, а раз и навсегда вычеркнут из жизни.
Меня ушатывает, как при качке. Встаю под холодный душ. Нужно протрезветь, пока еще дров не наломал! То я злюсь на нее, то хочу ее до спазмов. Тру лицо ладонями. Надо протрезветь! Она хочет, чтобы я лишил ее девственности! Сейчас! Черт! У меня это тоже впервые! Кажется, она права, я волнуюсь больше, чем она!
Что я ей такого сказал, что она так резво рванула к лифту? Шизец! Ничего не помню! Помню, что говорила она, но собственные слова потонули в алкогольной трясине. Вроде лежала передо мной голая, вдруг разозлилась, заплакала и начала одеваться!
Холодные потоки воды уносят все сомнения. Ладно, детка, я сделаю, как ты хочешь! Черт! Я постараюсь, хотя не знаю наверняка!
Дверь открывается, Верона на ходу снимает одежду и просит сделать воду потеплее. Прижимаю ее к себе.
– Детка, мне так жаль. Я наговорил черт-те чего, прости! Я так не думал, просто злился, – мои руки на автомате намыливают ее гелем для душа.
– Никаких больше разговоров. Они нам не помогают. Только делают больно. Я хочу тебя, милый, очень хочу.
Сэм дергается как бешеный, из груди вырывается рык.
– Поцелуй меня!
Наклоняю голову. Она впивается в мои губы. Ее пальцы так нежно скользят по Сэму, что аж дух захватывает. От одной мысли, что так теперь
