«какой-то страшный, беззаконный и дикий вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, что кажутся вполне умеренными: это-то и обнаруживается в сновидениях». «Разум» и «стыд» отходят на задний план, и «начало дикое, звероподобное (…) ищет, как бы это удовлетворить свой норов»{16}.
Изначальное восприятие информации (будь то осмысленное или бездумное) определяет дальнейшее отношение к ней.
Впрочем, неосознанность нельзя считать критическим понятием. Наши мотивы не имеют значения. Когда мы бездумно зазубриваем предмет перед экзаменом, то вряд ли вспомним о нем позже, независимо от того, считаем его важным или нет.
Итак, несмотря на то что идеи, укорененные в бессознательном, недоступны нам с самого начала, неосознанные идеи однажды годились для осознанного осмысления.
Необязательно разбирать по полочкам затаенный личностный конфликт, чтобы осознать эти мысли, которые возникают неосознанно. Однако человек не станет пересматривать их по доброй воле. Но если мы найдем новое применение слову «дверь» или начнем уважать стариков, то откажемся от прежних стереотипов без слез и сожалений.
Вера в ограниченность ресурсов
Мы можем попасться в плен абсолютных категорий, которые создаем сами (или заимствуем у других), не воспринимая мир в динамичном становлении и развитии, и главным образом потому, что убеждены, что ресурсы ограничены. Но если существуют очевидные и постоянные категории, то можно издать законы распределения этих ресурсов. Если ресурсы не были бы такими ограниченными или если эта ограниченность была бы сильно преувеличена, то категории могли бы и не быть такими жесткими.
Например, университетские квоты изначально воспринимаются как ограниченные. Если интеллект являлся бы единичным, неизменным качеством, то мы могли бы однозначно решить, кто должен поступать в университет, так как у него есть особые интеллектуальные способности. Когда мы поймем, что, как и всему остальному, интеллекту соответствуют разные категории, которые одновременно развиваются и деградируют в зависимости от обстоятельств, то не сможем использовать его как окончательный аргумент в решении вопроса, кому поступать, а кому – нет. Но ситуация может запутаться еще больше, если кто-то начнет возражать, что раз квоты ограничены, то, может быть, так называемые менее одаренные и должны поступать в первую очередь, потому что нуждаются в образовании в первую очередь. Такая аргументация закончится тем, что приемные комиссии будут вынуждены признать, что, как и в случае с начальным образованием, для ограничения доступности университетского образования никаких объективных причин нет – впрочем, именно этот момент они всеми силами стараются отрицать.
Рассмотрим другой пример: разведенная пара с ребенком. Кому достанется ребенок? Возможно, вопрос надо поставить иначе. Что на кону? Это физическое
Платон. Государство. Кн. 9. М.: Эксмо, 2008. С. 390–391.
