что туман не закрывает полностью. Обрывки какой-то суши, какого-то водоема, то ли реки, то ли озера, что-то вроде леса, какие-то горы.
А еще я вижу высокую траву, растущую по кромке берега, которая то колышется на ветру, то неподвижна.
Туман же не намерен уступать моим глазам – он сопровождает смехом мои устремления, громким, издевательским смехом, от которого даже бесу стало бы грустно. Ясно одно: мои органы стоят на страже этих обширностей, поскольку они заслоняют собой обзор. Мало того, что из-за тумана ничего не видно, так еще он мешает моему взгляду пробиться. Мои органы не раздвинуть и даже не вынуть.
Когда я спрашиваю свои органы о далях, о тумане, которые неизвестно как и откуда взялись, то не получаю обычного ответа. Я просто разгибаюсь, поскольку стоять сложенным пополам неудобно и даже немного больно.
До моих внутренностей – далей, тумана, органов – не достучаться и не докричаться, это я понял сразу. Во мне столько всего находится и уживается между собой, но я обо всем этом не имею никакого представления.
Может, туман, по сути, мое воображение, домыслы и представления, плавающие кораблями между берегами истины. Мне приходится довольствоваться далеким видом моря и кораблей, курсирующих по нему.
Впрочем, возможно, туман сам однажды рассеется, и тогда я увижу всё, что он скрывал от меня. Мне откроются живописные дали, в которых я обязательно захочу поселиться.
Нагромождения страха
Я вижу нагромождения нагроможденных мест. Как они неуклюжи и беспорядочны во всём, что делают. Они наползают друг на друга так неловко, что то одно, то другое оказывается вытолкнутым прочь и падает на землю. Падает и разбивается о твердь на множество разных осколков. Грохот их падения легко заглушить – достаточно закрыть уши.
В тех далях, в тех заоблачных местах живет мой страх. Каждый день из тел своих жертв он возводит целые горы, вершины которых увидишь и со дна самого глубокого ущелья. Такие вершины есть и во мне, из меня их видно лучше всего – как ни закрывай глаза и как ни отворачивайся, взгляд всё равно никак не может потерять какую-нибудь из них.
Мой страх такой высокий, что ударяется затылком об облака, реющие вокруг него длинными полосами белого пуха, он взглядом обшаривает каждый метр внизу у своих ног.
У моего страха есть большая и тяжелая на вид кувалда, которую он носит на плече. Ею страх ударяет по мне. Удары болезненны и сокрушительны. Страх утверждает, что к тяжести своей кувалды он привык и никогда не выпустит ее из рук.
Мой страх – мой хозяин, и я не могу ему перечить, поскольку мне никто не давал права голоса. Я могу лишь выполнять его команды, запоминать сказанное им. Он может упасть неподъемным грузом мне на плечи. Мой страх силен, и ему под силу преодолеть всё.
Страх хочет разбить меня, потому-то удары его кувалды так точны – от меня отлетают большие и маленькие осколки, и обнажается
