низким палисадом, окрашенным во все те же "караульные" цвета.
Инвалид /так тогда называли ветеранов армейских/ Казаев, на первый взгляд явных признаков инвалидности не имел, а напротив, старичком оказался крепким и горластым.
Увидев монахов, просящихся на постой, он слегка скривился, видимо представив степень прибыли для заведения от таких постояльцев, но вслух недовольства высказывать не стал, буркнув:
– Милости просим, отцы. Чем богаты, тем и рады. Пронька, прибери лошадей,– из конюшни выскочил пацан лет 12-ти и, схватив под уздцы кобыл, повел их прочь, испуганно оглядываясь на монахов и Казаева. Строг видать был с персоналом инвалид, явно отставной какой-нибудь фельдфебель.
– Обед у нас в час по регламенту и до двух часов, просим не опаздывать, после сего не обессудьте,– предупредил инвалид, приглашая их жестом и провожая в дом, выстроенный в непонятном стиле, но явно с потугой угодить Великому князю. В два полноценных этажа и с крышей покрытой рыбьей чешуей черепицы, постоялый двор озадачивал уже от самого крыльца, которое было выполнено из цельных дубовых плах окованных в металл с такими же металлическими перилами выкованными с усердием и завитушисто украшенными чугунной листвой.
– Монументально,– похвалил Серега крыльцо.– На века изготовлено. Дом рухнет, а крыльцо еще сто лет после этого простоит.
– Ваша правда,– расплылся в самодовольной улыбке Казаев.– Его высочеству тоже глянулся. Так же вот похлопал и словечко вот енто же изречь изволил "моментальтно". Самовар разогреть прикажете?
– А как же регламент?
– По регламенту про самовар ничего для не служивых, а тем паче вашего сословия не упомянуто,– перекрестился инвалид.– Милости просим. Пронька!!!– Пронька выскочил из конюшни, он видать тут был на все руки.– Самовар, живо!!!-
Кроме Проньки обслуга "богоугодного" заведения состояла еще из двух дородных женщин гренадерского роста, которые суетились на кухне и в зале для приема пищи, занимавшем почти весь первый этаж и заставленный десятком столов с лавками. Сейчас он был пуст и одна из баб скребла здоровенным ножом-скребком столешницу одного из них. Поливала кипятком из посудины и с противным звуком гнала ножом черную волну.
– Хватит, Лукерья, в гроб ты меня сведешь энтим визгом,– остановил женщину Казаев.– Приберись и на стол накрой, господа чаевничать изволят. Баранки неси,
– Лукерья утерла пот со лба и, поклонившись в пояс, поспешила исполнять хозяйскую команду, унося с собой таз с кипятком.
– Пока накроют, покажу горенку. Прошу,– Казаев повел парней на второй этаж по скрипучей лесенке с перилами опять же металлическими, выкованными очевидно все тем же "левшой", слабостью которого, очевидно, были все те же листья. Второй этаж полностью был отведен под "нумера", каковых, судя по дверям, было шесть, и хозяин ткнул в крайнюю от входа.
– Вам двухместный, аль каждый обособленно изволит обустроиться?– повернулся
