Фриц возмущенно ткнул обер – лейтенанта в челюсть.– Да за такое не только что повесить или расстрелять, а на кол посадить мало. У русских так я, слышал, казнят.
– Как это на кол?– заинтересовались любознательные гренадеры.
– Задницей голой на острый кол. Вот как этот,– Фриц махнул рукой в сторону соседнего домишки, с разрушенной крышей и разбросанным забором. От него остались только несколько остро оструганных, почерневших столбиков.
– Это же больно!– возмутился обер-лейтенант.
– Ничего. Мы его салом натрем. Скользнешь и не заметишь,– весело подмигнул офицеру Фриц. И заржал, довольный своим остроумием.– Давай, братцы, за русским шнапсом и салом. Эх, отметим сейчас!
Русский шнапс – сиречь водка, оказался в деревянных ящиках в количестве пятнадцати штук. По двадцать бутылок в каждом, что привело немцев в совершенный восторг. Сало же засоленное в бочках, привело их в восторг не меньший.
– Молчал мерзавец, как партизан. Правильно Фриц сказал на кол его,– высказал кто-то общее мнение. И не успел Фриц опомниться, как его родное отделение, родного взвода, схватив обер-лейтенанта и шмат сала, поволокло его, под улюлюканье остального коллектива, к указанному колу.
Обер-лейтенант вырывался, а Фриц пытался остановить товарищей, объясняя, что пошутил насчет кола и что, кажется, даже русские давно уже отказались сажать своих преступников на них задницами. Но ни Фрица, ни обер-лейтенанта, ни кто слушать не стал. Ситуация, что называется, вышла из-под контроля. Поэтому через пять минут злосчастный офицер уже тужился на колу, выпучив глаза и размахивая руками. Он хрипел, пуская кровавые пузыри и хватал себя за заголенные бока, пытаясь задержать соскальзывание организма по скользкому дереву, но от резких движений только ускорял процесс, опускаясь все ниже и ниже. Фрицу стало жаль беднягу, и он выстрелом в лоб прекратил его мучения, вызвав недовольство у сослуживцев.
– Зря ты это, Фриц. Пусть бы помучился,– выразил кто-то общее мнение.– Вон они, что с нами сотворили. Обворовали. На нашей кровушке жирели. Столько денег прикарманили. А тебе их жалко?
– Нет. Просто смотреть противно и пить мешает,– оправдывался Фриц.– Наливай.
Водка полилась в солдатские кружки и через полчаса трезвого найти в батальоне вряд ли уже было можно. Солдаты отрывались от души. И веселье продолжилось далеко за полночь. Угомонились многие только с первыми петухами.
А утром с похмельем пришло и трезвое осознание того, что они сотворили. Немцы ходили мрачные, стараясь не глядеть друг на друга, с содроганием косясь на обер-лейтенанта, сидящего на колу и, на остальных расстрелянных офицеров, сваленных в кучу у крыльца комендатуры.
Члены выбранного комитета собрались у дома с резным палисадником и, усевшись на скамье, совещались. Вернее угрюмо курили, уставясь под ноги.
– Что делать?– задал вопрос всем, здоровенный, рыжий фельдфебель, не догадываясь, что этот вопрос в России во все времена был и будет
