страшно. Отчего-то сегодня мне стало страшно.
– Послать телеграмму: «Серж, мне очень плохо. Приезжай скорее».
– Забыть ссоры. Простить обиды. Всё вернуть.
– Приедет, ни о чем не расспрашивая. Поезд. Венеция.
– Каждое утро, в любую погоду, осматривать город, вдоль Большого канала, церкви, Санта Мария дель Салюте, музей Академии.
– Долго стоять перед каждой картиной. Беллини, Боттичелли, Рафаэль…
– Их скоро всех сожгут в кострах, в солдатских печках.
– Идти вперед, вновь возвращаться. Произнести два-три слова в течение нескольких часов. Только на улице, где резкий ветер и косой дождь…
– Застегните пальто, Ваца, вы так можете простудиться.
– И быстрый взгляд – полный нежности, робкий, просительный, словно чужой на бульдожьем самоуверенном лице.
– А после будет жаловаться.
– Вы представить не можете, каким победителем ощущает себя Вацлав. Теперь он уже никогда не будет слушаться меня…
«Ты спрашиваешь, люблю ли я Венецию и почему мы сюда приехали? О последнем скажу: не почему. Просто приехали, ибо нервам здесь уж слишком хорошо и покойно, а жизнь слишком мало похожа на жизнь вообще, да в Венеции, впрочем, и нельзя „жить4 – в ней можно лишь „быть4… ибо никогда не мог понять, к чему здесь магазины, биржи, солдаты! Всё это не всерьез здесь… Я чувствую, что сподоблюсь хоть в этом поступить как Вагнер и приеду умирать в Венецию. Какой это холодный и страшный дворец, это не капризная готика, но точно сколоченный ренессансный гроб, достаточно величественный для того чтобы похоронить в себе великую душу…»
Это письмо Дягилев написал в 1902 году, за двадцать семь лет до своей смерти. Напророчил себе Венецию, как напророчил Иосиф, последний из великих русских поэтов. Никто не придет следом, нет Венеции, нет Парижа, нет мира – только снег, руины, варвары, басурмане…
Всё делал с неведением ребенка.
Даже во время покоя казалось, что Нижинский незаметно танцует.
Сегодня ясный, морозный день, как будто Рождество.
Почему бы нам не устроить в мае рождественский ужин? Я надену свое любимое платье от Пуаре, цепочку из мелких бриллиантов – подарок близкого человека, вещицу, которую я не могу продать… Подкрашу лицо. Ольга зажжет свечи, заварит остатки кофе. Я выйду в гостиную, будто на приеме, устроенном в мою честь.
Если мне суждено умереть от этого нескончаемого холода, я хочу умереть в своем лучшем платье, с улыбкой на устах.
Возможно, мне предстоит тысячелетия лежать в саркофаге пустой холодной комнаты, пока скованная льдами Земля будет лететь в ледяном пространстве космоса к своей неизвестной цели. Рано или поздно этот полет окончится ослепительной вспышкой, гигантским взрывом, в котором навеки уничтожится всё, созданное нами…
Путь нечестивых погибнет.
Мне легко думать об этом. Мы, русские, осознаем историю мира как последовательность повторяющихся катастроф.
