этом свете! – подумала Пазевская и медленно отвернулась к стене.
Через час начало светать. Минут через сорок встала Таня, подошла к матери и взяла за руку, чтобы проверить пульс – он был неровный и с перебоями. Татьяна стала просить Лину повернуться и выпить сердечное, но та не отвечала. Сколько дочь не умоляла ответить ей хоть слово, мать молчала. К восьми приехала Ира, по-солдатски гаркнула на сестру и заставила принять противоядие. Эвелина безмолвно проглотила то, что ей дали, и опять отвернулась к стене.
– Я приеду в три часа. Ты выпьешь второй раз этот порошок, и будешь благодарить Создателя за то, что он подарил тебе это Тайское чудо! И не хандри, не все еще потеряно! Встанешь через четыре недели, и тогда будешь решать, что тебе делать. Лучше успокойся и порадуйся: твоя дочь молодец. Процесс ее реабилитации идет полным ходом!
Ира чмокнула сестру в мокрую от слез щеку и ушла, захватив с собой сиделку. Таня вышла их проводить, и в комнате воцарилась тишина. Лина лежала неподвижно и плакала. Она понимала, что становится провидицей и первое, что ей открылось, так это то, что с музыкой она распростилась навсегда. Распрощалась так же, как с мамой, с Ларой, с Сашей и с Женей. Она осознавала, что если сумеет это пережить, то уже никогда ни из-за чего не будет страдать так, как страдала сейчас. По сравнению с этой потерей, все остальные не столь глобальны. За близких Эвелина не задумываясь пожертвовала бы собственной жизнью, но это было все-таки из области тела. А вот музыка была для нее божественной квинтэссенцией мироздания, его сутью. Она была связующей нитью между ней – погруженной в себя чуточку экзальтированной женщиной, затерянной в толпе деловых, преуспевающих людей и кем-то, кто существует вне времени и пространства и находится превыше повседневной суеты. Как глубоко интимную тайну, Эвелина скрывала от всех, что совершенно ясно ощущает, будто ее существо подобно эоловой арфе, а потому она воспринимает любые звучания не только на слуховом и духовном, но и на биологическом уровне. Лина была убеждена, что человеческое тело подвержено влиянию окружающих его звуков и ритмов так же, как и психика. Она даже предполагала, что откровение, с которого начинается Евангелие: «Вначале было Слово и Слово было Бог», подразумевает под собой то, что в основе Вселенной лежит осмысленная интонация, своего рода вибрирующий код, смысл которого веками пытается постичь человеческий разум и законам которого подвластно все сущее. Именно поэтому Пазевская не удивилась, прочитав, что доподлинно установлено, будто животные и растения в атмосфере переполненной благостными гармониями быстрее размножаются, пышнее цветут, лучше плодоносят.
– Ну и кем я стану без музыки, если выживу? Кем? Она – моя душа! Я же без нее труп! Всего лишь гальванизированный труп! – размышляла Пазевская, переполненная отчаянием. – И вообще… Стоит на мгновенье вообразить, что ты всего лишь мешок дееспособной плоти, как тут же начинаешь соображать, что на всем белом свете у тебя нет ничего, кроме тела, подверженного тлену! После этого, ради его комфорта пойдешь на любые преступления. Пару
