из моей жизни. Периодически он пропадал, потом снова всплывал. А недавно я попал в поле зрения его следственной группы, которая следила за моим партнером. Я напрягся – партнеров у меня много, хрен его знает, где я там засветился, а мать не знала ни имен, ни деталей.
– Он сам все расскажет.
Мой мозг ушел в режим обработки данных. Вспоминаю инцидент на парковке перед клубом в день свадьбы.
– Это с ним ты говорила на стоянке клуба?
Мать кивнула.
– Он хотел тебя поздравить со свадьбой, но отказался ломать комедию с «дядей», сказал, что ты уже мужчина и должен знать правду.
– Ясно. Что вы от меня хотите?
– Он хочет поговорить…
– Это я понял, – огрызнулся я и зыркнул на мать. – Прямо сейчас?
Она потянулась к телефону, отправила мессагу. Через минуту пришел ответ.
– Он найдет тебя позже сегодня или завтра с утра.
Плетусь к двери. Меня штормит. Не понимаю, как мне вести себя с новоиспеченным папашей Яшей. Не могу даже уложить в голове это родство. А самое главное, как мне вести себя с отцом? Ведь кто бы там ни объявился, мой отец – Платон Иванович Романов и всегда останется таковым. Никто этого не изменит.
Я уже открыл дверь, когда мать обрушила на меня еще одну новость, от которой мне поплохело не меньше, чем от предыдущего признания.
– Сынок, я ухожу от Платона.
Резко обернулся, прожег мать ненавистным взглядом. С моей точки зрения, это чистейшей воды предательство. Не представляю, что чувствует отец. Он выполнил все взятые на себя обязательства, простил ее и никогда не упрекал. А когда любовничек снова замаячил перед глазами, мать в очередной раз потеряла ориентиры и кинулась ему в объятия.
С минуту я смотрел на мать – по моему лицу она поняла, что я о ней думаю, и залилась слезами. Да, мать сына поймет без слов!
Выскакиваю из академии и бегу к тачке. В голове кавардак. Сердце разрывается на куски. Не успеваю сесть за руль, на телефон приходит мессага от Вероны. Она хочет поговорить, а я не могу сейчас даже рта открыть. Тянусь к телефону, хочу ответить, но руки не слушаются.
Паркуюсь у фитнес-центра. Вижу Курта. Нажимаю на стеклоподъемник.
– Годзилла сказал о Мангусте.
Несколько секунд смотрю на кореша, пытаюсь привезти мысли в порядок. Меня мутит. Первая волна шока прошла, в сознании начался процесс укоренения сногсшибательной новости. Выпить бы сейчас, но я знаю, чем все закончится, и тут же отвергаю эту мысль.
– Черт! Бро, если бы я знал. Звонил ему – трубу не берет. Встречу – начищу фейс, – Курт тушит окурок ботинком и смачно сплевывает.
О чем он толкует? Мозг дает запоздалый повтор. Так, кажется, мы говорим о Мангусте.
– Вставай в очередь, – брякаю я первое, что приходит в голову.
Глушу мотор,
