о тебе все, мое возлюбленное чадо, – Лаура услышала его шепоток, – мой чистый агнец, лилия в венце Спасителя, – священник настаивал, что она не делает ничего запрещенного:
– Ты сохраняешь целомудрие, – говорил ей отец Себастьян, – плотские вещи неважны, твоя чистота – в твоем сердце и душе, – он просил Лауру описывать происходящее в дневнике:
– Иносказательно, – добавлял отец Себастьян, – как это делали Тереза из Авилы и Изабелла из Картахены, – он гладил Лауру по склоненной над тетрадью голове:
– Опиши все, – его голос дрожал, – как ты ласкаешь себя, думая об Иисусе, как умерщвляешь свою плоть, – отец Себастьян приносил ей спрятанную в портфеле плетку, – как приглашаешь Иисуса на ложе, как он входит в тебя, становясь твоей частью, – его длинные пальцы вынимали шпильки из волос Лауры, – иди ко мне, мое чадо, Иисус зовет тебя…
Лаура очнулась от скрипа проржавевшей двери телефонной будки. Стекло было разбито, на полу валялись окурки:
– Я не могу ему звонить, – Лаура стиснула пальцы на кошельке в кармане пальто, – нельзя сбивать слугу Божьего с пути истинного. Но ничего не случится, – она закусила губу, – мы только выпьем кофе. Он говорил, что в его доме есть кафе. Выпьем кофе и я вернусь к работе…
В будке пахло отсыревшим табаком. На облупленной краске стены нацарапали: «Брандт-коммунист! Долой леваков!». В декабре прошлого года, во время визита в Польшу, федеральный канцлер встал на колени перед памятникам погибшим в восстании варшавского гетто:
– Генрих сказал, что он сделал бы так же, – девушка вытащила на свет мелочь, – я позвоню ему и спрошу, как дела. Больше ничего не произойдет, не может произойти…
Путаясь в диске автомата, Лаура набрала номер пастора Рабе.
Кофе зашипел, переливаясь по стенкам закопченного медного кувшинчика:
– Волк научил меня варить отличный кофе, – Генрих потушил синеватый огонек газовой горелки, – он долго провоевал в Италии. Самое главное – никогда не мыть кофейник. Впрочем, – он улыбнулся, – ты все это знаешь, ты сама почти итальянка…
Они обосновались на кухне, которая, как сказал Генрих, была теплее остальных комнаток квартиры:
– Здесь тесно, – стены гостиной покрывали полки с неаккуратно расставленными книгами, – но, честно говоря, теплу это не помогает, – признался пастор, – а теперь, учитывая аварию, как бы батареи вообще не отключили, – кафе на первом этаже здания встретило их рукописным объявлением о прорванной трубе:
– У меня есть лифт, – весело сказал Генрих, пропуская Лауру в подъезд, – не придется идти пешком на шестой этаж, – комнаты располагались под самой крышей. Выглянув в окно кухни, Лаура ахнула:
– У тебя всегда перед глазами…, – пастор невесело кивнул: «Стена».
Бывший пешеходный мост через железнодорожные пути обрывался над сооружением
