style="font-size:15px;"> – Она бы сказала.
– Мало же ты знаешь женщину, Савелий Фомич.
Савелий Фомич хотел было что-то возразить ему, да вспомнил, как Лиза кусала губы, когда Евграф Матвеич объявлял ему о своем переселении и промолчал, вздохнув про себя так, чтоб Фаддей Фаддеич не слышал.
Хотя Савелий Фомич был в весьма коротких связях с Фаддеем Фаддеичем и многое поверял его дружескому участию, однако ему было крайне неприятно, что друг его так непрошено-незвано вмешался в его семейные отношения и что, главное, он подозревает его Лизу в любовной интриге. Доброму отцу хотелось бы поскорее оправдать ее перед ним, обличить во лжи его подозрения, а между тем, как нарочно, почти все подробности его маленького быта, казалось, столкнулись с ними и находят особенное удовольствие подтверждать их. Впрочем, и то сказать, Савелий Фомич и сам не мог дать себе ясного отчета касательно чувств своей дочери. Иногда одного воспоминания об её закушенных губках достаточно было, чтоб целые сцены развились перед ним и создался самый романтический роман в его испуганном воображении, роман, в котором действовали только два лица – его возлюбленная Лиза, и вертопрах сосед их. Но, не взирая на это, перед Фаддеем Фаддеичем он всякий раз держал сторону Лизы и всякий раз желал ему от чистого сердца ослепнуть или оглохнуть на ту минуту, когда Лиза проговаривалась как-нибудь, или обвинительные обстоятельства были уж слишком явны против неё.
Наконец, оба друга, по законам поступательного движения, дошли до третьего этажа и вступили на площадку лестницы.
– Кто же здесь живет? – спросил Фаддей Фаддеич, указывая на дверь, противоположную двери, ведущей в квартиру Савелия Фомича.
– Покуда еще никто, а будет жить какая-то старушка; там всего одна только комната.
– Старушка? А, это хорошо. По крайней мере, вы здесь не увидите того-то, как его?.. – произнес Фаддей Фаддеич, дернув за ручку колокольчика.
Им отворила Лиза, и через дверь из передней друзья увидали в зале страшную фигуру Евграфа Матвеича, который, по всему можно было заметить, только что торопливо встал со стула и в ожидании вступления их в залу, занимался приглаживанием висков и одергиванием своего галстука.
Лиза, как показалось Савелию Фомичу, оторопела, смутилась. Щеки её были румянее обыкновенного, глаза ярче блестели. Но, увидев Фаддея Фаддеича – так опять показалось Савелию Фомичу – она в миг оправилась от своего смущения, вероятно, вследствие глубокой антипатии, какую питала к Фаддею Фаддеичу.
– Я долгом почел, Савелий Фомич… – начал с заметным замиранием сердца и раскланиваясь Евграф Матвеич, – лично засвидетельствовать вам, Савелий Фомич… ммм… и пожелать, Савелий Фомич, на новоселье… ммм…
– Поглядите, папочка, какую бабу19 принес нам Евграф Матвеич, – сказала Лиза, превратившаяся вся во внимание к принесенной бабе и выколупывая из неё изюминки.
– А?! – не то спросил, не то воскликнул Фаддей Фаддеич. – Вы легки
Баба – кекс, изготовленный из сдобного дрожжевого теста с добавлением изюма.
