лектуальной издательской системе Ridero
От автора
Неизвестный художник. Портрет А. В. Суворова. Середина XIX в.
В предисловии к книге первой я написал, что история девятнадцатого века – как, впрочем, и история любого другого века – есть, в сущности, величайшая мистификация, т. е. сознательное введение в обман и заблуждение1.
Надеюсь, что вы со мной согласны.
Вечерний звон! Вечерний звон!
Как много дум наводит он!
Я не назвал имя переводчика, потому что в некотором затруднении. Дело в том, что эту армянскую народную песню перевел сначала Томас Мур на свой родной – английский, а потом с английского – перевел на русский язык поэт Иван Козлов.
Вроде бы все ясно. Армянская песня в двойном переводе, но вот ведь какая история.
Томас Мур был сослан в Армению после известных всем событий, произошедших на зимней Сенатской площади в декабре 1812 года, – там, в Армении, он и сделал свой перевод.
Может, и не был сослан? Может, и тех событий вовсе не было?
Ведь русские гвардейцы вышли бунтовать на Сенатскую площадь ради Конституции.
С 1806 года Англия, как это было оговорено в Мальтийском договоре, находилась под двойным протекторатом – России и Франции. Двумя императорами – Наполеоном и Павлом Ι – им была дарована даже их английская Конституция. Вот и наши гвардейцы тоже захотели, чтобы и им Конституцию даровали.
Этим событиям будет посвящен мой роман второй «Симеон Сенатский и его так называемая История александрова царствования». Но сейчас, откровенно говоря, я в полном замешательстве. Очень похоже, что не было тех событий, и в той войне не мы англичан победили, а они – нас! Ведь в конце 1804 года русская армия под командованием Александра Васильевича Суворова попала в такую английскую мышеловку, что… страшно сказать! чем грозило России полное уничтожение нашей армии, а дело двигалось к тому.
Тотчас же, после разгрома армии Суворова под стенами Константинополя, союзники Англии – Австрия, Швеция и прочие европейские государства – объявляли бы России и Франции войну. Вернее – Франции. С Россией можно было и не воевать. Суворовская армия не существовала более, а армия Кутузова находилась по ту сторону Босфора. Пока бы она дошла до наших внутренних, российских губерний, – австрийцы, шведы, англичане и прочие европейские народы до Санкт-Петербурга бы в победном марше домаршировали!
Так что для кого звучали армянские колокола?
Для Томаса Мура или для Ивана Козлова?
Может, это Козлов сперва перевел с армянского на русский, а потом Мур – с русского на английский?
Вечерний звон! Вечерний звон!
Как много дум наводит он!…
Глава первая
Серебряные чернила, господа студенты!
Формулу этих чернил вывел князь Николай Андреевич Ростов. Для веселых ли своих шуток или еще для чего, не знаю. Этими чернилами он писал царские Указы Павла Петровича.
Напишет – крепостного своего обрядит в фельдъегерский мундир – да к какому-нибудь губернатору отошлет! Губернатор прочтет государеву бумагу – возрадуется. Государь его или орденом наградил – или еще чего другое милостиво пожаловал. А потом опять заглянет в эту бумагу – а бумага – как белый снег. Глянет в третий раз – а там грозное царское слово! В Сибирь, а то и на эшафот, – и под гильотину русскую, т. е. под насмешливое наше русское слово!
9 июля. Очень жарко, и мне очень нездоровится: чесотка, и тоска, и бессонница. И причиной всему – письмо, которое получил вчера.
«Что же, граф, Вы так гадко наврали в своем романе „Война и мир“? Из-за чего? Кто же вас ввел в заблуждение— и в грех?» – написал анонимный автор письма.
Этот род писем отвратителен, но аноним вложил в конверт еще два письма. Первое письмо – графа Дениса Балконского к своей сестре Марии Балконской, и второе – Катишь Безносовой к той же самой Марии. Написаны они были в 1805 году.
Граф Толстой тут не точен. Катишь действительно написала своей подруге письмо в январе 1805 года. А граф Денис Балконский написал письмо в ноябре 1804 года. Оно пришло к адресату в 1805 году. Может, граф Толстой поэтому и ошибся с датой написания этого письма? Впрочем, это не так и страшно.
Я
Так, по крайней мере, толкует это слово Ожегов (Словарь русского языка, состав. С. И. Ожегов, третье издание, М., 1953 г., с. 314). Сразу же хочу предупредить, что все последующие сноски и примечания в моем романе будут следовать, набранные курсивом, непосредственно за текстом, к которому они относятся. Это сделано исключительно для того, чтобы не затруднять ваше чтение. К тому же, как правило, их или вовсе пропускают, или прочитывают после прочтения всей страницы, а этого мне бы не хотелось, так как мои примечания играют, смею думать, наиважнейшую роль в моем романе.
