и кивает, не глядя на нее.
Роуэн оборачивается к Ютте. Та отвечает беспомощным взглядом.
Роуэн нажимает:
– Ты же знаешь, такого не предполагалось. Мы изучили вирус, изучили океанографию и очень тщательно подобрали место. Но что-то все-таки упустили.
– Чертов Гольфстрим накрылся, – говорит старик. Голос его ненамного, но сильнее тела. – Говорили, что так и будет. Все течения изменятся. Англия превратится в Сибирь.
Роуэн кивает.
– Мы рассматривали различные сценарии. Кажется, ни один не подходит. Я подумала: может быть, в самом Бетагемоте есть что-то, чего мы не учли? – Она чуть подается вперед. – Ваши люди ведь много чего накопали в Огненном поясе[10], а? Еще в тридцатых?
– Ну конечно, там все копались. Треклятая архея была золотой лихорадкой двадцать первого века.
– И на Хуан де Фука много времени провели. С Бетагемотом не сталкивались?
– М-м-м. – Якоб Хольцбринк качает головой, но плечи его не шевелятся.
– Якоб, ты меня знаешь. Я всегда была за строгое хранение корпоративных тайн. Но теперь мы на одной стороне, так сказать, в одной лодке. Если ты что-то знаешь, хоть что-то…
– О, Якоб ведь никогда не занимался исследованиями, – перебивает Ютта. – Ты же знаешь, он больше работал с персоналом.
– Да, конечно, но перспективными областями всерьез интересовался. Его всегда волновали новые открытия, не забывай. – Роуэн тихонько смеется. – Было время, когда мы думали, что он просто живет в батискафе.
– Только на экскурсии выбирался. Ютта права, исследований я не вел. Этим занимался Джарвис и его группа. – Якоб встречает взгляд Роуэн. – Всю его команду мы потеряли, когда Бетагемот вырвался на волю. УЛН рекрутировала наших людей по всему земному шару. Выхватывала прямо у нас из-под носа! – Он фыркает. – «Общее благо», черт бы его побрал.
Ютта сжимает ему колено. Он оглядывается на жену и улыбается, накрывает ее ладонь своей.
Взгляд снова сползает к полу. Старик еле заметно покачивает головой.
– Якоб, понимаешь ли, не сближался с научной группой, – объясняет Ютта. – Известное дело, ученые плохо разбираются в людях. Выпусти их к публике – случилась бы катастрофа, но им все равно иногда не нравилось, как Якоб презентовал их находки.
Роуэн терпеливо улыбается.
– Якоб, просто я тут подумала насчет Бетагемота и его возраста…
– Чуть не самый старый организм на планете, – говорит Якоб. – Мы, остальные, завелись позже. Свалились с марсианским метеоритом или еще как. Чертов Бетагемот чуть ли не единственная тварь, которая здесь же и зародилась.
– Но ведь в этом все и дело, да? Бетагемот не просто предшествовал остальной жизни, он появился раньше фотосинтеза. До кислорода! Ему больше четырех миллиардов лет. Остальные по-настоящему древние микроорганизмы – археобактерии, нанолиты и так далее – так
