еще функционируют, но погребены под пятилетними наслоениями более общего характера. Первыми сюда попали восстановители и пищевые циркуляторы. Потом россыпь спальных матрасов – одно время из-за какой-то аварии приходилось дежурить в три смены, и расстеленные на полу матрасы оказались такими удобными, что убирать их не стали. Несколько шлемофонов, некоторые с тактильным левитационным интерфейсом Лоренца. Парочка сонников с заржавленными контактами. Набор изометрических подушек для любителей поддерживать мышечный тонус при нормальном уровне гравитации. Ящики и сундучки с сокровищами, кустарно выращенные, экструдированные и сваренные из металла в отчужденных мастерских «Атлантиды»; внутри – личные мелочи и тайное имущество владельцев, защищенное от любопытных паролями и распознавателями ДНК, а в одном случае – старинным кодовым замком.
Возможно, Нолан и прочие смотрели шоу с Джином Эриксоном отсюда – а может, из другого места. В любом случае, представление давно закончилось. Эриксон, в надежных объятиях комы, покинут живыми и оставлен под присмотром механизмов. Если в этом сумрачном тесном зале были зрители, они отправились на поиски других развлечений. Кларк это вполне устраивает. Она и пришла сюда, чтобы скрыться от чужих глаз.
Освещение узла отключено: света от приборов и мигающих огоньков на пультах как раз хватает для линз. Ее появление вспугнуло смутную тень – впрочем, быстро успокоившись, силуэт отступает к дальней стене и растягивается на матрасе. Бхандери – в прошлом человек с впечатляющим словарным запасом и большими познаниями в нейротехнике, он впал в немилость после эпизода с некой подпольной лабораторией и партией нейротропов, проданных сыну не того человека. Он уже два месяца как отуземился. На станции его увидишь редко. Кларк даже не пытается с ним заговаривать – знает, что бесполезно.
Кто-то притащил из оранжереи миску гидропонных фруктов: яблоки, помидоры, нечто вроде ананасов. В тусклом освещении все это выглядит болезненно серым. Кларк неожиданно для себя тянется к панели на стене, включает люминофоры. Помещение освещается с непривычной яркостью.
– Бли-и-ин! – или что-то в этом роде. Обернувшись, Кларк успевает заметить Бхандери, ныряющего во входную камеру.
– Извини, – негромко бросает она вслед… но шлюз уже закрылся.
В нормальном освещении узел еще больше похож на свалку. Проложенная на скорую руку проводка, свернутые петлями шланги, присобаченные к модулю восковыми пузырями силиконовой эпоксидки. Там и здесь на изоляции темнеет плесень – а кое-где подкладку, изолирующую внутренние поверхности, вовсе отодрали. Голые переборки поблескивают, словно выгнутые стенки чугунного черепа.
Зато при свете, переключившись на сухопутное зрение, Лени Кларк видит содержимое миски во всей его психоделичности. Томаты сияют рубиновыми сердечками, яблоки зеленеют цветами аргонового лазера, и даже тусклые клубни принудительно выращенной картошки насыщены бурыми тонами земли. Скромный урожай со дна морского представляется сейчас
