виновата…
– Зачем ты дочь свою ругаешь, гончар? – вступился за нее Глеб. – Это я к ней подошел и на разговор ее вызвал.
– Ты, я слыхал, – князь? – обратился к нему Вышата. – А моя дочь – не княжна и не боярышня. О чем тебе с ней толковать? Хочешь посуду купить – покупай, но голову девушке не кружи. А ты, дочка, сама должна понимать, что князь тебе не ровня. Доброе имя легко потерять, если вести себя без оглядки. Иди домой, Надежда, тут тебе не место.
Девушка вздохнула и, украдкой оглянувшись на Глеба, пошла с площади. После ее ухода князь сразу же потерял интерес к гончарным изделиям и, повернувшись спиной к Вышате, удалился прочь. Через несколько шагов он столкнулся с Евпраксией и Феофаном.
– Вижу, сударь мой, ты привычек своих не поменял, – сурово сказала Евпраксия, преграждая ему путь. – Все так же любишь хвост распускать, словно райская птица павлин. Да только вот что я тебе скажу: ищи ягоды на своем поле, а невинную душу не тронь.
Глеб не сразу узнал в строгой монахине дочь великого князя. Несколько мгновений он изумленно всматривался в ее черты, а потом воскликнул:
– Ты ли это, Евпраксия Всеволодовна?! А я уж года два назад слышал, что ты умерла.
– Да, появлялись такие слухи, когда я ходила к святым местам. Но я умерла только для мирской жизни. Люди обо мне почти забыли, зато Господь наконец вспомнил.
– Так ты теперь уединилась в монастыре и замаливаешь свои грехи? – усмехнулся князь.
Евпраксия не обратила внимания на его насмешку и все так же сурово сказала:
– Кто в чем грешен – о том Богу судить. А ты, сударь, уходи от греха подальше и не смей искушать эту девочку, Надежду, иначе я всем расскажу, какой ты хвастун и распутник.
– Не тебе, сударыня, меня упрекать! – воскликнул Глеб, молодцевато подбоченясь. – Распутником меня называешь, а сама-то ты кто? Уж так прославилась повсюду, что даже скоморохи о тебе поют. И не только у нас. Я недавно ездил с посольством в Германию. Там до сих пор не утихли слухи о твоих приключениях. Да и в Польше и в Чехии был я наслышан…
– А я была наслышана, как ты из Германии с позором бежал, – перебила его Евпраксия. – Поспорил там с одним офицером, а когда он тебя на поединок вызвал, ты струсил и ночью сбежал из Регенсбурга. Да еще все деньги с собой прихватил, так что люди твои там нищими остались, пришлось им едва ли не побираться.
– Это все наветы! Не струсил я и не сбежал! Мне пришлось срочно уехать, потому что за мной прибыл гонец от нашего князя.
– Нет, именно сбежал! С толмачом и двумя крепкими дружинниками для охраны. И какой бы это князь за тобой гонцов посылал? Разве что княгиня или боярыня…
– Лучше молчи, а не то скажу, какая ты…
Бранное слово готово было сорваться с уст князя, – но вдруг вперед стрелой вылетел Феофан и кинулся на спорщика. Однако ударить не успел: Глеб отклонился в сторону, а потом с силой оттолкнул художника от себя. Тут
