теперь, в зените своей славы, представлял хитросплетение великолепных дворцов, монастырей и университетских колледжей в обрамлении старинных городских стен.
Был самый разгар лета, воздух дрожал от жара, низкие, пурпурно-черные тучи наползали, клубясь, с равнин в сторону Мадрида, временами их пронизывали последние лучи яростного солнца, угасая желтоватой дымкой на белых стенах и цветных ставнях безмолвных домов тихой улицы, по которой, прогуливаясь, шли трое юношей. Двое из них шагали, держась за руки и разговаривая между собою, третий шел немного впереди, скрестив руки на груди и устремив взор в землю.
На повороте улицы стоял красивый дворец, окруженный двором, в котором росли кусты лавра и остролиста. Молодые люди остановились перед ним и стали рассматривать сквозь легкую, но прочную кованую ограду. Удивительный отблеск падал на фасад дворца, полностью обращенный на запад, и его купола и башни сияли золотисто-белым светом на фоне темно-пурпурного грозового неба.
Легкий горячий ветерок, предвестник грозы, шевелил жесткие ветви лавра и тревожил алую занавеску, прикрывавшую открытое окно наверху.
Именно оно притягивало взгляды юношей, ведь это было окно комнаты доньи Аны Сантофимия-и-Муньятонес, дамы, которая слыла самой красивой в Алькале и волновала воображение всех юношей, обучавшихся в университете, несмотря на то, что никто из них никогда не говорил с нею и не видел ее ближе, чем через двор, окружавший дворец ее отца.
Перед ее окном был балкон, на нем пышно цвели в горшках три куста розовых роз и рос базилик – четкая ажурная тень его листьев падала на белую стену.
Трое студентов медлили, ожидая, не покажется ли в окне сама красавица, скорее в силу привычки, нежели действительно желая увидеть ее.
Она показалась из-за алой занавески, в ее руке были золоченые ножницы, которые поблескивали на солнце.
Она была одета в белую юбку и фиолетовый жакет, застегнутый на зеленые пуговицы, ее голову покрывала кисейная шаль с серебряной бахромой.
Она вышла на балкон и стала срезать с розовых кустов увядшие листья, они трепетали в горячем воздухе и падали вниз.
Один раз она взглянула в сторону ворот, где стояли юноши, но ее лицо оставалось спокойным. Гроза стремительно приближалась, поглощая солнце, послышались раскаты грома, и черные тучи угрожающе сомкнулись над городом.
Молодой человек, который держался несколько в стороне от своих спутников и казался самым старшим, посмотрел на небо и пошел прочь.
Двое других были готовы последовать за ним, но в этот момент дама сорвала одну из розовых роз, прижала ее к своим губам и затем протянула по направлению к ним. Они застыли совершенно неподвижно, третий юноша вернулся на прежнее место и тоже стал смотреть.
Донья Ана приподняла шаль и позволила ей соскользнуть на плечи. Юноши увидели ее смуглое лицо, пышные пряди черных волос и две нитки коралловых бус вокруг ее шеи.
Оглянувшись внимательно по сторонам, она быстро подняла ладони с выпрямленными десятью пальцами, затем указала на ворота и исчезла. Розовая роза и ножницы остались лежать на балконе – там, куда они упали, выскользнув из ее рук. Трое юношей переглянулись. Каждый почувствовал укол ревности, поскольку было совершенно неясно, кому из троих предназначалось послание.
В этот миг молния прорезала пурпурный полумрак, и упали первые тяжелые капли дождя.
– Пойдемте ко мне, – сказал самый старший из юношей, – гроза разразится прежде, чем вы успеете добраться домой.
Остальные согласились, и все трое поспешили по другой, более оживленной улице к роскошному дому, расположенному возле городской стены. Когда они достигли его, дождь хлынул в полную силу, низвергая хлещущие серебряные струи.
Хлопком ладоней призвав слуг, молодой хозяин приказал подать ужин, а затем проследовал за своими друзьями в комнату, оформленную в мавританском стиле в черных и темно-красных тонах.
Едва он закрыл дверь, все трое рассмеялись, как смеются молодые люди, к тому же предвкушающие увлекательное приключение.
Юноши были весьма примечательны и, хотя наружность их очень отличалась, в них все же было что-то общее.
Самому старшему из них не было и двадцати лет, но он уже достиг своего полного роста, был высок, пропорционально сложен, и его облик дышал силой и энергией.
Его лицо с тонкими чертами было необыкновенно привлекательно. Смуглая кожа, волнистые черные волосы, орлиный профиль, большие глаза и полные губы выдавали в нем уроженца южных краев, и действительно он был наполовину итальянцем, но испанская кровь и испанское воспитание придали ему суровое благородство и исполненную достоинства учтивость, не характерные для народа, к которому принадлежал его отец.
Правильность черт его лица нарушала,
