успокойся.
Муж Адрианы пытался успокоить жену.
– Она говорит, что помощь ей нужна только ради ее племянников – ради Милоша и Ивы. Они еще совсем маленькие, она хочет избавить их от тягот войны… она хочет перевезти их через границу в Европу.
– Если я это сделаю, на какие средства Вы будете жить там? Спросите у нее, Агнешка? У нее есть родственники в Европе? Они смогут ей помочь хотя бы первое время?
Женщина, казалось, инстинктивно поняла вопрос, но продолжила что-то горячо доказывать Агнешке.
– Она не ради себя, а из-за детей… она хочет избавить их от этого ужаса…
Тем не менее хозяйка дома продолжала убеждать Агнешку.
Белосельский лишь покачал головой и отвернулся.
– Где же дети? – спросил Виталий, покончив с холодной молочной закуской.
В этот момент бесшумно отворилась дверь и показалась девочка лет семи-восьми; хрупкая, миниатюрная, с темно-каштановыми длинными локонами она напоминала куклу, у которой живыми были только глаза. Казалось, что именно они поддерживали связь девочки с внешним миром; глаза говорили, глаза печалились, туманились, глаза отвечали отказом; но в лице – каменная неподвижность, точно глубокое горе наложило ужасные чары. В Алексее шевельнулась острая жалость.
– Иди сюда, Ива, – произнесла Агнешка.
Девочка приблизилась так скорбно и так торжественно печально, что невыносимо было смотреть на это безысходное горе. На ней было простое хлопковое платье, шея повязана шелковым платком.
Хозяйка дома Адриана усадила девочку рядом с собой, провела рукой по ее волосам и сказала что-то на ухо по-сербски. Но Ива молчала точно зачарованная.
– Какой красивый ребенок, – заметил Виталий, – но молчаливый.
– Она всегда такая, – сказала Агнешка, – с тех пор как… но брат ее понимает и мы тоже. Милош даже немного говорит по-русски.
В это время Белосельский увидел мальчика лет десяти. Он выглядел не таким подавленным, как сестра, но казалось, что его черты лица носят оттенок печальной задумчивости, слишком серьезной, слишком трогательной для ребенка его возраста. Он примостился на диване возле сестры и взял ее за руку. Теперь дети сидели вместе и походили на два поблекших цветка, пересаженных из благодатной почвы в чужую, враждебную.
– Я позвала Вас из-за них, – продолжала Агнешка, – я знаю, что Вы возглавляете благотворительный фонд, Вы можете что-нибудь сделать для этих детей? Перевезти через границу?
– Это опасно. Вы сами знаете, что может произойти по дороге. К тому же мы сами здесь полуофициально, – отвечал Белосельский, – войска НАТО скоро прибудут. Приказ задерживается, но может быть принят в любую минуту. Люди М*** неподалеку. Могут пострадать дети. Я не могу взять на себя эту ответственность.
– Но кое-что Вы можете, я это знаю, я это чувствую… сделайте что-нибудь, прошу Вас.
Белосельский внимательно смотрел на детей, и в его душе росла еще большая ненависть к тем, кто развязал кровопролитие.
– Вы
