один из которых шел впереди, а двое по бокам, вывели из конторы.
Вышли на улицу; на улице в это время шел сильный мокрый снег, земля была покрыта белым, чистым снегом, как будто бы чистым белым саваном; ну, думаю, земля получит еще дополнительную влагу, а это для будущего урожая неплохо.
Так как их машина не въезжала на территорию совхоза, а остановилась примерно в 1,5 км от совхоза, то меня повели вдоль полотна железной дороги.
Дошли до машины, сели в нее. Меня посадили на заднее сиденье, а по бокам село по агенту, а один сел рядом с шофером. Поехали в Загорск…
В Загорске машина остановилась около гостиницы, где я временно проживал.
Один из агентов вышел из машины, а двое остались при мне; вышедший агент пошел в гостиницу, в номер, где я проживал, взял мои вещи – полотенце, мыло, зубную щетку и зубной порошок – и все это передал мне.
Потом поехали в районное отделение НКГБ. Здесь один из агентов снял телефонную трубку, набрал соответствующий номер и спросил кого-то: «Ну как у вас дела?»
Что ему ответил вызываемый им номер, для меня было неизвестно, но вызывавший сказал: «У нас все хорошо!»
Из этого разговора я понял, что он звонил ко мне на московскую квартиру и что там, вероятно, идет обыск. Если да, то надо полагать, что с обыском пришли ночью, с 24 на 25 апреля[4].
В действительности так и было.
Вот, как мне рассказали впоследствии, было дело.
2. Обыск в квартире
В ночь на 25 апреля в квартиру пришли два офицера в форме НКГБ, прошли через коридор в комнату Полонских, там разделись и потом постучались в мою комнату; в комнате была одна жена.
Она была в недоумении: кто мог прийти к нам в столь позднее время? А еще больше была поражена, когда открыла дверь и увидела перед собой двух человек в военной форме.
Эти два молодца вошли в комнату и предъявили ей документы на право обыска[5]. Вместе с ними было двое уполномоченных[6] из жильцов нашего дома.
После предъявления документа на право обыска они немедленно приступили к делу.
Обыск продолжался довольно долго.
Он проводился не только в моей комнате, но и на чердаке, в сарае – там копали и рыли землю, ища чего-то.
Впоследствии я узнал, что они искали где-то якобы зарытые в землю деньги.
Оказывается, Полонская Е.Н., живущая с нами в одной квартире[7], рассказывала Щелкунову С.М., что я из Маньчжурии привез 25 000–30 000 руб. (показания Щелкунова на следствии[8]). А раз Полонская говорила Щелкунову, то, соответственно, она не могла умолчать и перед работниками НКГБ, но, к стыду агентуры, а главное, к стыду четы Полонских, нигде ничего инкриминирующего меня найдено не было.
При обыске было изъято:
– 2 фотоаппарата, из них один принадлежал дочери, на что из таможни было выдано свидетельство на ее имя;
– пишущая машинка «Ундервуд»;
В протоколе обыска в московской квартире указано, что он начался в 11 часов дня 25 апреля и закончился в 2 часа ночи 26-го (Архив Международного Мемориала. Ф.1. Оп.5. Д.1348. Л.134 об.).
В ходе обыска был наложен арест на имущество, лично принадлежавшее Кузнецову (книги и переписка по вопросам сельского хозяйства), которое было опечатано в 2-х корзинах и оставлено на хранение жене (ЦА ФСБ. АУД Р-2187. Л. 12.). Позднее, 21 мая, корзины были распечатаны, их содержимое изъято и доставлено в НКГБ.
Тогда же, 26 апреля, был наложен арест и оставлены (по описи) жене на хранение ценные вещи (фотоаппарат, часы и т. п.); 29 сентября 1941 года эти вещи были изъяты и в тот же день сданы по Акту в Госфонд, как конфискованные (Архив Международного Мемориала. Ф.1. Оп.5. Д.1348. Л.136, 137).
Кроме того, 26 апреля 1941 года были изъяты для доставления Кузнецову (в тюрьму) постельное и нательное белье, а также предметы гигиены. Все изъятые предметы сданы по описи дежурному помощнику внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД (Архив Мемориала. Ф. 1. Оп. 5. Д. 1348. Л. 136). Подпись об их получении Кузнецовым в документах отсутствует.
Обыски и изъятия производились и в других местах:
– в Загорском птицесовхозе – с 8:30 до 10:30, 25 апреля 1941 г., изъяты личные документы, записные книжки, переписка, «клочки порванных двух записок, написанные карандашом, всего 18 клочков»… (ЦА ФСБ. АУД Р-2187. Л. 10 и 11);
– по месту предыдущей работы – в Наркомате совхозов РСФСР, 26 апреля 1941 г., изъято личное дело на 8 листах (Там же. Л. 9);
Ордер на производство ареста и обыска (см. Документ 3.).
Понятых.
Коммунальная квартира располагалась на третьем, последнем, этаже дома 5 в переулке Садовских (сейчас – Мамоновский пер., дом 5., стр. 2). В ней проживало 6 семей. Семья дедушки занимала там одну, самую большую (22 м2) комнату.
Показания Щелкунова С. А. в АУД отсутствуют.
