style="font-size:15px;"> В зале стояла космическая тишина. А Городецкий расстегнул китель, посмотрел на маршала Михалкина и вдруг красиво, трогательно, проникновенно запел:
Выпьем за тех, кто погиб под Синявино,
Всех, кто не сдался живьем,
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальем!
Когда он закончил этот куплет, зал взорвался яростными аплодисментами. Вяло хлопали только насторожившиеся генералы, восседавшие в «президиуме» застолья. «Колбасный генерал» не по возрасту резво метнулся к приоткрытым окнам и захлопнул их. А Городецкий, прикладывая ладонь к широкому «иконостасу» орденов и медалей на груди, налево и направо благодарил публику мелкими поклонами.
– Браво! Браво! Бра!.. – закричал розовощекий полковник на дальнем краю стола и тут же осекся, увидев, что начальник управления генерал-майор Иванов мельком подал ему кулаком грозный знак.
– Товарищи офицеры! – снова басисто обратился к участникам праздничного пира Городецкий. – Позвольте я еще вам спою…
– Давай, Гриша, давай, – одобрительным тоном произнес маршал Михалкин. – Нашу, фронтовую! Ты запевай, а мы поддержим.
– Есть, товарищ маршал артиллерии, – игриво ответил Городецкий с улыбкой и, выждав паузу, вдохновенно запел, дирижируя себе в такт большим генеральским кулаком:
Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,
Мы в смертный бой идем за честь родной страны.
Пылают города, охваченные дымом,
Гремит в седых лесах суровый бог войны.
Тут генералы и полковники-фронтовики повставали со своих мест, подошли к Городецкому и вместе с ним дружно грянули:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовет Отчизна нас!
И сотни тысяч батарей
За слезы наших матерей,
За нашу Родину – огонь! Огонь!
Пока они пели, в сторону «президиума» застолья, где заседали высшие чины Минобороны и Генштаба, не по возрасту шустро семенил «колбасный генерал». Получив там какие-то инструкции, он пригласил меня в коридор и, оглядываясь по сторонам, шепотом передал приказ заместителя начальника Генштаба – лично спровадить «перебравшего» генерала-артиллериста домой: «Машина уже вас ждет у второго подъезда».
Боясь, что Городецкого может обидеть это досрочное «выдворение», я еле отважился сказать ему, что машина для него уже подана. Он смиренно принял мое сообщение, – тем более что других военачальников-ветеранов уже тоже начали развозить по домам в сопровождении специально назначенных действующих офицеров.
Городецкий сказал всем на прощание положенные в таких случаях слова (обнялся с маршалом Михалкиным) и довольно уверенно двинулся к выходу. Я шел рядом с ним, держа в одной руке большой букет подаренных ему цветов, а в другой – картонный пакет с подарком от министра обороны. Григорий Иванович негромко напевал:
Горит свечи огарочек,
Гремит
