Барвенково… С третьего раза! И это дело надо отметить…
Индульгенция была получена.
Вторая бутылка «Распутина» закончилась, когда 1890-й Барвенковский отдельный самоходный артиллерийский полк Городецкого весной 1945-го крошил мощную немецкую оборону под Виттенбергом…
Уже светало, когда мы расстались.
Генерал стоял на балконе в белой майке и курил.
Я махнул ему рукой.
Он не ответил.
Он со мной ни разу так и не чокнулся…
Замполит
В тот день, когда я был в командировке на Новой Земле, в моем мобильнике булькнула скорбная SMS: «Не стало Гартина». Я был ошарашен этой вестью и в ту же минуту стал лихорадочно звонить полковнику в отставке Очерету, приславшему мне это траурное сообщение. Мы с ним несколько лет вместе служили в группе референтов министра обороны России, а Гартин был нашим начальником. Мне не терпелось выяснить причину смерти человека, который был моим другом.
Но когда я после нескольких безуспешных попыток все-таки дозвонился в Москву, никогда не лукавивший Очерет почему-то увиливал от прямых ответов на мои напористые вопросы. Он явно чего-то не договаривал. И, похоже, совсем растерялся, когда я спросил его:
– А заключение врачей какое?
Полковник молчал.
Я снова задал ему тот же вопрос.
Он опять молчал.
Это взбесило меня. Я заорал в трубку:
– Алло, твою мать! Ты слышишь меня!? От чего умер Гартин!? Инсульт, инфаркт, тромб или что!!!?
Та же тишина в трубке.
Наконец, – какое-то опасливое бубнение:
– Прилетишь в Москву, все узнаешь. Петрович это… нууу… погиб. Трагически…
– А как погиб? – наседал я, еще сильнее заводясь, – автокатастрофа? Выпал из окна? Ударило током? Разбился в лифте? Утонул? Ну, говори же, черт побери!
В ответ – опять недомолвка:
– Прилетишь в Москву, все узнаешь. Случилась трагедия. Это – не телефонный разговор.
Но я не унимался:
– Когда похороны? Где прощание? Где будут отпевать Петра Петровича? На каком кладбище его похоронят?
Тут были уже конкретные ответы:
– Похороны через три дня. Прощание – в госпитале Бурденко. Похоронят на Троекуровском кладбище. А отпевать не будут…
– Почему не будут отпевать? – все так же вгрызался я в Очерета, – потому что Гартин так завещал? Жена или дети так решили? Или потому, что он – коммунист?
И снова – издевательская тишина в трубке. После паузы – ответ:
– Потому что церковники отказались отпевать… Извини, больше ничего не могу сказать… Мне тоже тяжело.
В телефонной трубке протяжно пульсировали гудки.
А в голове моей застряла фраза: «Церковники отказались отпевать»…
У
