вашество. Вот тут, в конце страницы, все записано.
Полицмейстер тяжко вздохнул. И по жилью «управляющего», и по нему самому было видно, что тех чудовищных денег, которые принесли в банк доверчивые граждане, у него нет и не было никогда. А градоначальник с не менее тяжелым вздохом закрыл конторскую книгу: и без всех этих подробнейших записей было ясно, что денежки исчезли безвозвратно… Утекли, как вода сквозь пальцы…
«Управляющего», конечно, посадили в кутузку. Но вот толку от этого не было ни малейшего…
Эту историю баронессе поведал высокий господин с сединой на висках, с которым она познакомилась в Петербурге на последнем осеннем балу. Конечно, господин сыщик не назвал Ольге ни одного имени, признавшись только, что все последующие поиски уперлись в череду посреднических контор. След же почти миллиона рублей потерялся окончательно.
– Сказывали, баронесса, – понизил он голос, – что после сей аферы в Одессе трое застрелились, один повесился и еще один человек вроде бы в бандиты подался.
Баронесса подумала, что и покончивших с жизнью, и подавшихся в бандиты должно быть поболее. История ей показалась забавной. Несложное расследование, которое Ольга смогла провести с помощью своих людей (которых, увы, трудновато было бы признать строго следующими законам), почти сразу указало ей на истинного автора «этой забавной проделки» (так баронесса окрестила историю с «Морским кредитом»).
Автор оказался настоящей «темной лошадкой» – некий господин Мишиц, вроде бы болгарин, хотя, возможно, и македонец, появившийся в Одессе буквально ниоткуда. Известно было, что живет он в Южной Пальмире вполне легально, содержит два весьма уважаемых брачных агентства, вхож в свет и даже в дом полицмейстера. Баронесса лишь сомневалась: разве стал бы столь известный в городе человек так открыто подставляться… Но самые разные источники в один голос указывали именно на него. Правда, ни один из этих источников не подтвердил бы своих слов ни в одном официальном кабинете.
Баронессе «проделка» понравилась необыкновенно. Где-то там, на юге – Ольга буквально кожей почувствовала это – появился равный ей по предприимчивости и разуму. Да, с таким не грех было бы и познакомиться. Но, увы, сие невозможно – баронесса отлично это понимала. Однако если нельзя встретиться с человеком, придумавшим такую премилую шалость, то это не значит, что ее нельзя запомнить.
И баронесса, конечно, проделку запомнила. А собравшись на воды в Куяльник, решила, что не грех будет ее повторить. Но, разумеется, куда изящнее и тоньше.
Собственно, на водах она пробыла неделю, может быть, на пару дней дольше. Прогуливаясь у бювета и по дорожкам парка, она мысленно прикидывала, как лучше все устроить, каких людей нанимать да к кому за покровительством обращаться. И получалось, что покровителей следует искать как раз где-то здесь, на водах, или же в высшем свете Одессы. Людей же, которые «банк откроют», – совсем в иных местах…
Рождество в Одессе было ветреным и сырым – как и весь декабрь, собственно. Центральная
