дротика, фразой – мгновенный и яркий, факельный выплеск памяти, и живая женщина, не пожелавшая перейти в тлен, возвращается в свой дом, усаживаясь под оранжевым абажуром, ужинает, закуривает:
…В нагретом
Тусклом кухонном воздухе сигарета,
Задыхаясь собственным духом скверным,
Пляшет в пальцах тонких легко и нервно,
Словно кто-то чертит в дыму рукою
«МЕНЕ-ТЕКЕЛ-ПЕРЕС» и все такое.
Так смерти, выходит, нет – по мановению наблюдателя, на протяжении текста.
Смуглый мастер подобий: текстосновидения Ербола Жумагулова
…Я проснулся в шестом часу утра – видимо, от жажды. Просыпаясь в чужом доме, я всегда чувствую себя чужой душой, засунутой в чужое тело.
Харуки Мураками, «Слушай песню ветра»
У литераторов принято узнавать о себе правду посмертно. Причем традиция охватывает и объект приложения истины (литератор), и объект ее озвучания (критик). Я же сказала своим друзьям: не дождетесь. Я столько не проживу. Поэтому им приходится кормиться моей правдивостью постоянно, на всем протяжении протекающего рядом с ними жизненного пути. И они (друзья) не делают ни малейшей попытки его (путь сей скорбный) пресечь, но отнюдь не из человеколюбия, а потому что знают: в таком случае их настигнут воспоминания.
Бледный мастер подобий,
я, испробовав яд
«филий», «тропий» и «фобий»,
тишиною объят…
А истина заключается в том, что мастер подобий довольно смугл. Но это – детали. Поэзия Ербола Жумагулова значительно более мистифицирует, чем проясняет, но и мистифицирует не настолько, чтобы полностью скрыть в потоке словесной игры смятенное сознание одинокого человека.
…лишь пустые ладони
двух подсвечников во
мраке ночи, и кроме
темноты – ничего.
Предваряя дальнейшие рассуждения, замечу: у меня нет ни малейшего желания изыскивать и предъявлять на общий суд бесспорные улики ознакомленности Ербола Жумагулова с лучшими образцами поэзии двадцатого века в виде скрытого (а то и явного) этих образцов цитирования. Я не претендую на беспристрастность критического исследования, и все, излагаемое Жумагуловым, я стану рассматривать, как излагаемое непосредственно Жумагуловым, без всяких, пользуясь его выражением, «филий» и «фобий», без всяких школ и влияний. Уж коли написал, пусть отвечает сам за себя. При наличии таланта младенческое эпигонство простительно поэту: рано или поздно заемная шкурка слиняет, и защеголяет он, болезный, в собственной, от пинков и царапин авторитетом учителя не защищенной. Для Ербола Жумагулова наследуемые им культурные поэтические традиции и интонационная окраска текста – не эпигонство, но ученичество, приобщение к истокам, прививка оспы. Жар сойдет, отметины останутся, но в них ли дело? Суть в том, чтобы не пережечь внутренний голос, чья подкупающая искренность сквозит из-под маски, а после и вовсе
