мне пойти с ней на гору трубку курить, я согласилась, но в итоге так и не пошла.
Андрей Ветер: Оля, они как-то объясняли своё решение сжечь тело? И раз местные жители были шокированы, получается, что в округе знали об этом. Наверняка знали и официальные власти.
Ольга Пакунова: Я там не была, поэтому не знаю, как там что с властями, про местных до меня дошли слухи, кто-то из Кукуи сказал, я не помню. Но сказали, что отношение с местными напряглись. Решение сжечь индейской традицией продиктовано, понятное дело.
Андрей Ветер: Но как ты думаешь, вопрос о погребении решался на общинном совете?
Ольга Пакунова: В принципе там всё так решалось. В любом случае, родители с этим согласились. Это для меня до сих пор не решённая тема – мы пытались делать всё, как индейцы, но, во-первых, мы не индейцы, во-вторых, мы делали это так, как читали или видели в кино. Я не знаю, хорошо ли это всё. С другой стороны, несмотря на то, что в разных культурах приняты разные способы погребения, я верю, что это не имеет большого значения, по крайней мере, для того, кто умер. Но тем, кто остался, может в итоге показаться, что это было не правильно и причинять боль…
«Как читали или видели в кино» – вот фундамент, на котором строилась «индейская» жизнь индеанистов.
Я пытался расспрашивать Орлиное Перо о сожжении утонувшей девочки, но он не стал отвечать и велел обратиться к Гордому Орлу. Сергей Лузин (Гордый Орёл), отец утонувшей девочки, написал мне предельно коротко: «Моя жизнь среди индейцев многому научила. Через язычество я пришёл в православие, пришло понимание того, что наша попытка строить рай на земле без Бога была обречена с самого начала. Жизнь проходит, а я и сегодня ноль. Так что прошу меня простить».
На мой взгляд, это очень страшные слова: «Жизнь проходит, а я и сегодня ноль».
Они пытались жить «по-индейски», они считали себя индейцами, их было много, разбросанных по необъятным просторам страны. Но откуда они взялись, откуда в их сердце взялась уверенность, что они должны быть индейцами? Почему они не хотели быть Чукчами или Хантами?
«Индейцы, погибавшие от рук белого человека, вымиравшие от голода и болезней, в наши дни неожиданно воскресают в многообразии и воплощаются среди разных народов Земли. Вот с чем связано это, казалось бы странное, увлечение индейцами во всём мире. Иначе говоря, индеец поднимается не во плоти, а в духе!» – написал Кагаги. Его слова удивили меня, потому что в программе «Пророчества, которые сбываются» (1992) я утверждал то же самое, и мне показалось, что никто не услышал эту мысль. Я верил в то, что индейцы возвращаются в облике индеанистов. Это же так просто – реинкарнация. Я искренне верил в это. Или искренне хотел верить, потому что не готов был принять, что наш индеанизм – это лишь игра. Для меня духовный мир индейцев, каким я нарисовал его себе, был чист в своей первобытной простоте. Грязь и кровь краснокожих дикарей (в моих глазах) легко смывались той самой очищающей
