не иначе.
Я нашел салфетки, влажные салфетки, которыми обычно вытирают руки, и вытер тело. Почему я это сделал? Потому что гигиена. А точнее, потому что в кране воды больше нет. Я что – идиот, по-вашему?
В очередной раз я ощутил приступ жалости к себе, но после того, как я залез под одеяло, всё ушло. Пришёл самый мой вредный приятель. Сон.
Глава раз: С ума с брод. Подглава: Сон
Я стоял у окна и видел, как у подъезда Мэл стояла сама Мэл и Генерим. Они спорили. Но потому что это был сон, я всё слышал отчетливо.
– Как это ты упустила его из виду?
– Сотовый сел, – надула губки Мэл.
– Кретинка! – она сразу обиделась. – Что я говорил тебе?
– Следить за ним.
– И что?
– Ну, извини.
– Ладно, надо как-то самим выбираться из этого взбесившегося зоопарка.
И тут он поцеловал её, взасос, вот сука. Он… нет, она… Оба, однозначно, оба… И тут внутри меня закипела ужасная злоба. Захотелось вырвать им обоим сердца. Жар, не кровь, но пламя текло по моим венам. В порыве ослепившей меня ярости, я разбил стекло, да с такой силой, что выпал из него сам. Время, за которое асфальт встретился с моим лицом, можно было посчитать мёдом, потому что песок тек слишком быстро.
Я почувствовал спокойствие. Умиротворение. Это всё, что я ощущал. Вместо злобы – негодование, вместо ненависти – слабость. Будь у меня пистолет, я бы отстрелил им головы. Прямо из окна. Чувствовал же я что-то не то. И именно в тот момент я понял, что мы здесь, именно здесь… Нет, не в моём сне… А вообще – вся наша жизнь. Она для того, чтобы понести наказание или получить урок.
Получить удар в подворотне от дядьки хулигана, попросить прощения у умирающего старика. Или наоборот, влупить кому-нибудь или простить кого-нибудь. А может, надо залатать дыру, исправить ошибку? Не знаю, какова была моя ошибка в прошлой жизни, но уроки этой жизни я точно запомню.
Слышал я как-то легенду про то, как монах из восточных стран попав в логово Они-людоеда, омыл свое тело, а затем сам залез в котёл с кипящей водой. Тогда людоед спросил, изумлённый поведением монаха:
– Неужели ты не собираешься сопротивляться?
– Зачем? Будь нас здесь трое и с оружием, мы бы убили тебя. И оплакали. Но сразись один на один, мы могли бы ранить друг друга и умереть вдвоем. И некому было бы нас оплакивать.
После того как людоед съел монаха, он предался размышлениям и проникся этой мыслью. И когда он напал на храм, его убили. Но умирал он с улыбкой на устах. Осмотрев труп, на нем нашли четки монаха: братья опознали их и стали оплакивать своего брата, а вместе с ним и людоеда.
Когда молодые монахи спросили:
– Зачем вы оплакиваете убийцу своего брата?
Получили ответ:
– Жизнь даже последнего негодяя стоит того, чтобы о ней плакали.
