Пиццо, последний дом по грунтовке. Возьми с собой кого-нибудь. И извести прокурора, криминалистов и доктора Паскуано, а то мне неохота.
– Сейчас буду, комиссар.
Приехав вместе с Галлуццо, Фацио натянул перчатки и спросил у Монтальбано:
– Я спущусь посмотреть?
Комиссар сидел на террасе в шезлонге и любовался закатом.
– Конечно. Смотри не наследи.
– А вы что, не пойдете?
– А что мне там делать?
Через полчаса начался традиционный кавардак.
Первыми прибыли криминалисты, но, поскольку в подземной гостиной было не видать даже пресловутого хрена, еще полчаса они убили на то, чтобы подвести туда свет.
Затем на машине скорой помощи подъехал доктор Паскуано со своими трупорезами. Мгновенно смекнув, что до него очередь дойдет не скоро, он подтащил шезлонг, улегся рядом с комиссаром и прикорнул.
Еще через часок, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, явился один из криминалистов и разбудил Паскуано вопросом:
– Доктор, поскольку тело упаковано, что будем делать?
– Распаковывать, – последовал лаконичный ответ.
– Да, но кто распакует – мы или вы?
– Уж лучше я, – вздохнул Паскуано, поднимаясь.
– Фацио! – позвал Монтальбано.
– Слушаю, комиссар.
– Томмазео приехал?
– Нет, комиссар, он звонил и сказал, что приедет через час, не раньше.
– Знаешь, что я тебе скажу?
– Не-а.
– Съезжу-ка я поем, а потом вернусь. Сдается мне, что это надолго.
Проходя через гостиную, он увидел Каллару, который так и лежал на диване. Ему стало жаль беднягу.
– Пойдемте, я подброшу вас до Вигаты. Я сам расскажу Томмазео, как было дело.
– Спасибо! Спасибо! – воскликнул Каллара, возвращая ему плед.
Он высадил синьора Каллару у дверей уже закрытого агентства.
– Только, ради бога, не говорите никому про этот труп.
– Дорогой комиссар, я весь горю, температура под сорок. Дышать и то тяжко, куда уж там говорить!
Поход к Энцо отнял бы слишком много времени, поэтому Монтальбано направился в Маринеллу.
В холодильнике отыскалось внушительных размеров блюдо с овощным рагу, знаменитой капонатой, и большой кусок рагузанского качокавалло. Про свежий хлеб Аделина тоже не забыла. Есть хотелось до рези в глазах.
Добрый час ушел на то, чтобы прикончить снедь, запив ее полбутылкой вина. Потом он умылся, сел в машину и отправился в Пиццо.
Не успел он подъехать, как навстречу выскочил прокурор Томмазео, вышедший прохладиться.
– Похоже на преступление на сексуальной почве!
Глаза так и горят, голос чуть ли не ликующий. Такой уж он, прокурор Томмазео: кого бы ни почикали от похоти или из ревности, любое преступление с альковной подоплекой ему как бальзам на душу. Монтальбано давно убедился, что это
