style="font-size:15px;"> Недоумевая, зачем понадобилось Троцкому посетить яхту, Раскольников спустился к своей каюте. В коридоре дежурил латыш из охраны наркомвоенмора. Он отдал честь Раскольникову, сделал движение, будто хотел что-то сказать, но как бы не решился и замер с каменным лицом.
Дверь каюты была заперта изнутри. Раскольников постучал – никто не ответил. Он постучал громче, подумав, что Лариса, должно быть, ещё спит, не слышит. Опять никакого ответа. Начиная странно тревожиться, громко позвал Ларису, снова постучал.
Дверь отворилась, за ней стоял Троцкий.
– Входите. Рад вас видеть, – незнакомым скрипучим голосом заговорил Троцкий, отступая в глубь каюты. – А мы тут, бог знает, что передумали о том, где вы, что вы…
Троцкий был не вполне одет, в расстёгнутом френче, надетом на белую рубаху, плохо заправленную в шаровары, пытался застегнуть пуговицы френча, но пальцы не слушались. Ноги засунуты в незашнурованные ботинки с высокими каблуками. И Лариса была полуодета, в ночной сорочке, в накинутой на плечи светлой шали, с распущенными волосами. «Вот так номер», – подумал Раскольников, не столько с огорчением, сколько с удивлением. Было ясно: они только что встали с постели. Постель была разобрана.
– И не смотрите на меня так, – продолжал Троцкий, теперь уже раздражённым тоном. – Ничего страшного не случилось. Сцены между нами, надеюсь, не будет. Нет причины. Я не собираюсь уводить у вас жену, у меня своя есть. То, что произошло между нами с Ларисой Михайловной, закономерное чувство взаимной симпатии, усиленное естественным же желанием дойти в любопытстве друг к другу до конца. И вот мы дошли до конца. И что же? Любопытство удовлетворено. Мы остаёмся с Ларисой Михайловной добрыми друзьями. Так, Лариса Михайловна?
– Так, – улыбалась она.
– Ничего подобного между нами больше не будет, уверяю вас. И мне, и Ларисе Михайловне это не нужно. И самое главное: это ни в малейшей степени не касается её чувств к вам, как и моих чувств к моей жене. Если бы вы знали… впрочем, она вам расскажет, как она металась, когда получила известие, что вам грозит гибель, как сама чуть не погибла, пытаясь спасти вас. Она была прекрасна в своей трагической страсти. Страстной любви к вам. Это была разъярённая тигрица. Признаюсь, я позавидовал вам. Смею вас уверить, такая любовь дорогого стоит…
– Лев Давыдович, вы недооцениваете Фёдора Фёдоровича, – перебила его Лариса. – Зачем столько слов? Ему ничего не надо объяснять, он и без длинных речей понимает вас правильно. Я права, Федя?
– Да, разумеется…
– И прекрасно, – сказал с облегчением Троцкий и протянул свою руку Раскольникову. – Останемся и мы друзьями.
Он крепко пожал руку Раскольникову.
– Засим, друзья, позвольте мне оставить вас. Мне пора. Фёдор Фёдорович, надеюсь вас ещё увидеть сегодня на оперативном совещании. До встречи.
Троцкий удалился.
– Что
