срединное положение – такие, как они, с имуществом от ста до пятисот душ, составляли 15 % от общего числа дворянства [20].
Чижовские крепостные были полностью подчинены полковнику Потёмкину. Французские писатели того времени называли их esclaves, рабами. В их положении было много общего с положением чернокожих рабов Нового Света, за исключением того, что они были одного цвета кожи со своими хозяевами. Ирония крепостничества заключалась в том, что хотя крестьяне находились в самом низу социальной пирамиды и ими распоряжались как имуществом, в то же время власть государства и дворян опиралась именно на крестьянство. Из них формировались пехотные войска, когда государство объявляло объязательный рекрутский набор в армию. Помещики выбирали нескольких несчастных и отправляли их на пожизненную службу. Кроме того, крепостные платили подати, за счёт которых императоры финансировали свои армии, и именно владение крестьянами составляло основу дворянского достатка. Император и дворянин соперничали в стремлении подчинить крестьян своей власти и извлечь из этого максимум выгоды.
Как правило, крепостных передавали по наследству, но императорская особа могла пожаловать их фавориту в знак благодарности, или же можно было их купить по объявлению в газете, как мы сегодня покупаем бывшие в употреблении автомобили. Например, в 1760 году князь Михаил Щербатов, который в дальнейшем станет ярым критиком нравов Потёмкина, продал другому дворянину трёх крепостных девушек за три рубля. Однако зачастую господа гордились своей патерналистской заботой о своих слугах. Само то обстоятельство, что личность их принадлежит хозяевам, гарантирует им господскую милость [21]. В имении графа Кирилла Разумовского было более 300 слуг, и все они были крепостными (кроме повара-француза и учителя, не то француза, не то немца, нанятого для занятий с его сыном). В их числе – церемониймейстер, дворецкий, два карлика, четыре парикмахера, два официанта и так далее. «Дядя, – говорила ему племянница, – кажется, у тебя слишком много слуг, без которых ты мог бы обойтись». – «Так и есть, – отвечал Разумовский, – но они не смогут обойтись без меня» [22].
Иногда крепостные любили своих помещиков. Как-то раз обер-камергер граф Шувалов был вынужден продать имение в трехстах верстах от Петербурга, и однажды утром его разбудил гвалт во дворе его столичного дома. Там собралась толпа его крепостных, пришедших в город из села. Они заявили, что им было покойно под его началом и они не хотят лишиться такого хорошего барина, поэтому каждый из них сделал посильный взнос и они принесли ему собранную сумму, которой хватило, чтобы выкупить имение обратно. Граф принял их с отеческими объятиями [23]. В записках приезжего англичанина читаем, что, встречая помещика, крепостные кланялись в пол. Французский дипломат отмечает: когда в отдалённые губернии приезжала императрица, крестьяне выражали своё почтение, становясь на колени [24]. Крепостные были для своего помещика рабочей силой
