в студии коллегу.
– Аль, где Ритка вчера была целый день? – кричит ей уже от двери, мысленно торопит с ответом.
Девушка из-за дальнего стола поднимает затуманенный работой взгляд, моргает и пожимает плечами.
– На выезде, а что?
– Так, – отмахивается Катя, исчезает с не совсем понятным, – в ее бардаке никогда ничего не найдешь! Я на пару минут!
Алина хлопает глазами на захлопнувшуюся за Катей дверь, пожимает плечами и возвращает взгляд в монитор собственного компьютера, скользнув по пути о Ритин стол, царапнувшись о маленький кактусик на Катином и пропрыгав по нескольким фото в рамочках – Катя и сын, сын, Катя, котики.
– Тебе какую? – табло в гипермаркетовском кафе подсвечивает названия пицц и перечисление ингредиентов. Рита, читая, облизывает губы, а Ольга исподтишка наблюдает за ней.
– Не смущай меня, – розовеет первая под этим внимательным и несерьезным взглядом.
– И лишить себя такого удовольствия? – шепчет на ушко вторая, нисколько не думая что-либо менять.
Рита понимает ответ по-своему, удивленно поднимает бровки:
– Ты… – поворачивается и краснеет окончательно. – Со мной флиртуешь?
«Девятнадцатый век. Тургеневская девушка», – изо всех сил сдерживается не рассмеяться Ольга. Ей приятна эта Ритина искренняя, «детская» непосредственность, но так забавна.
– Не пали нас, – подыгрывая, доверительно шепчет она подруге.
– Выбрали? – неожиданно вступает в разговор третья сила в лице работницы пиццерии.
– Знаешь, я никогда и никому не рассказывала, – задумчиво отвечает Рита на размытый Ольгин вопрос «о себе». – И не потому, что скрытная. Просто… «некому?» – спрашивает сама себя.
Оля сидит напротив за крошечным столиком, едва вмещающем одну на двоих пиццу и два высоких бумажных стакана с трубочками.
– Твоя мама виновата. Зачем она так интересно рассказывала про «богемно-цыганский» образ жизни и трех натурщиц? – лукаво озвучивает истину.
– Мама очень не любит говорить о прошлом, – чуть склоняет голову Рита. – Сегодня ты застала уникальный момент.
Помимо нежности, близость неожиданно принесла еще один жизненный аспект – беременность. Конечно, и Диана и Кеша знали, откуда берутся дети, но наивно считали, что это как смерть – бывает не с ними.
– Мой папа родился в Москве, – рассказывая, Рита постепенно раскрепощается, и обе начинают «проваливаться» в историю, осознанную по редким семейным фоткам и скупым родительским фразам. – Его предки кровь и прах этого города. Не смейся, они еще Рюриков помнят, наверное. А у маминых предков темная и запутанная история с какими-то бессарабско-греческими контрабандистами, пленными немцами, покорением целины и побегом после из союзной республики на историческую родину.
