как такового. «Найти вора» – ха! Мелко, слишком мелко: едва ли в Болотье есть нечто столь ценное, чтобы из-за его пропажи переполошиться до найма хмуря из соседнего края.
Тем более тут даже нет земледержца, каждый кусок земли – сам по себе, под рукой того, у кого хватило сил и храбрости, чтобы его откусить. Получается, канцелярия Полесья сообщается с кем-то из местных, у кого под рукой ходит пара поселений и кусок трясины… что, опять же, мелко и недостойно. Не могу представить, как полесский канцелярский управитель в своей негнущейся одежде и с глазами-шилами пытается о чем-то уговориться с теми, кто живет на этой чахлой земле.
Ничего больше не может быть ему нужно от Болотья, забытого людьми и варками, где не растят и не добывают ничего ценного.
Спим мы плохо: очень уж всё вокруг тревожное, кажется, что со всех сторон на нас смотрят сотни чужих сердитых глаз. Вдобавок у большой луны, Пса, выдалось полнолуние, и он как нарочно освещает ярко-желтым светом место нашего привала. Маленькая луна Муха тоже наблюдает за нами, подмигивая белым глазом.
С места мы снимаемся на рассвете, когда луны еще немного видны над головами. Проезжая отмеченное на карте селение, понимаем, почему нам велели ночевать в овражке: селение заброшено. Верно, давно, еще с войны. Серые дырявые крыши угловато торчат среди кривеньких деревьев, покосившиеся домишки частично уже погрузились в болото. Сгнившие изгороди, поросшие мхом дорожки, колченогие остатки столов с побитой посудой, туманные силуэты, парящие между домов…
Я зажмуриваюсь. На миг мне кажется, что я на Хмурой стороне.
Призраки поворачивают головы на звук. У них нет глаз, ртов, пальцев, они – серо-зеленая дымка, морок, дурной сон. Мне кажется, если бы у них были глаза, они все смотрели бы на Кривого. Нас с Гномом они словно не замечают.
– Что это такое? – шепотом спрашиваю я.
– Я не знаю, – тихо говорит Гном, – но я уже видел такое. Одни болотцы говорят, это духи жилья, другие – что это духи предков тех, кто тут жил. Поселок умер, люди разбежались, болото поедает землю и выгоняет предков из праха, а воздух над ним такой тяжелый, что духи не могут по нему уйти в другие места.
– Почему они смотрят на меня? – нервничает Кривой. – На вас почему не смотрят?
– Нас они не чуют, – просто говорит Гном. – Нас не хранят никакие духи.
Туманные головы поворачиваются вслед за Кривым, и тот пинает лошадь по бокам, громко шепча: «Мрак раздери, мне ж тут еще возвращаться…», а потом добавляет что-то неразборчивое.
Осиротевшие духи так на нас подействовали, что мы едва не сбились с пути, набросив хороший крюк, и вернувшись на нужную дорогу только к полудню. А ближе к закату услышали наконец впереди звуки человеческого жилья.
Мы шагом едем по длинной узкой улице, мимо хлипких скрипучих домов и маленьких подворий, не обнесенных заборами. Повсюду у дверей валяется скудная утварь, под многими окнами выложены камнями кострища.
