необходимости в облечении христианского учения в рамки догматической системы. Однако потребность человеческого разума в лучшем, более понятном ему, логичном толковании еще не оформленного догматически, во многих местах трудно принимаемого христианского учения привела к появлению и развитию философско-богословских школ в первые века христианства. В этих школах (главным образом в Антиохийской и Александрийской) и появились первые ереси. Для их обнаружения и искоренения периодически собирались Вселенские Соборы, на которых и устанавливались догматы – в форме кратких определений истин христианского Откровения. Они ярко и точно обличали еретические учения. В Православной Церкви не определено количество догматов, как и границы между ними: в одном догмате могут заключаться и другие догматы. Основная часть догматов (в количестве 15) была утверждена в Никео-Цареградском Символе веры. Приняты на Первом Никейском и дополнены на Втором Вселенском СОБОРЕ в Константинополе[49]. Максимум, что допускается в богословии, – корректировать комментарии к этим ответам-догматам с учетом меняющихся внешних условий жизни.
Философия способна формулировать лишь относительные истины, христианское богословие формулирует истины абсолютные, оно претендует на Истину (с большой буквы). Поскольку именно Христос сказал, что Он есть Истина: «Я есть путь, истина и жизнь» (Ин. 14, 6).
На конференции, посвященной взаимоотношениям богословия и философии в 2001 году, митрополит Минский и Слуцкий Филарет в своем выступлении обратил внимание на эти различия: «… Философия прежде всего вопрошает и… ее ответы всегда неокончательны, а богословие, напротив, только утверждает, а значит, в конечном счете учит “последним истинам”…»[50]
Конечно, богословие занимается не только толкованием догматических истин, но также приданием им нужной (отвечающей времени) формы. Оно имеет дело с большим количеством проблем, которые не имеют догматического закрепления решениями Вселенских Соборов; именно в этой сфере возможно и даже требуется богословское творчество. В этой части богословия могут быть споры, существовать частные мнения. Не исключены ошибки. Такое вполне может случаться. Как тут не вспомнить слова апостола Павла: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии. Но, предлагая сие, не хвалю [вас], что вы собираетесь не на лучшее, а на худшее. Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11, 16-19).
Впрочем, некоторые богословы и святые отцы утверждали, что в дальнейшем не исключено появление новых догматов Церкви. Рождение догмата – защитная реакция Церкви на новые ереси, а их за последний век появилось немало. Вопрос о возможности появления новых догматов – крайне спорный и неоднозначный. Ведь любой новый догмат должен быть утвержден Вселенским Собором.
Догмат о грехопадении (поврежденности духовной природы всего человечества вслед за Адамом) неявно вытекает из Никео-Цареградского Символа веры, но также является неотъемлемой частью православного вероучения. Последний догмат о благодати (или о Божественной энергии) был принят на Пятом Константинопольском соборе 1351 года.
Доклад митрополита Минского и Слуцкого Филарета «Философия и богословие в “постсовременную” эпоху» на богословской конференции «Богословие и философия: аспекты диалога», проводившейся в рамках IX Рождественских образовательных чтений (25 января 2001 года, Москва).
