сторону улицы – в самое пекло. Старуха вдруг развернулась в сторону подъезда и пронзительно свистнула, вложив пальцы в рот, как заправский хулиган. Зачем она свистнула? Кого она позвала?
Хорек прибавил шагу. Страх нарастал. Его никто не видел. Не мог видеть. Пацан пришел один. Выжить он тоже не мог. Никто не узнает. Никто ничего не узнает.
Миновал кобылятник, подошел к железнодорожной линии, на насыпь которой принято было валить мусор. Переходя через рельсы, по привычке задержал дыхание, даже летом в нос бил вечный запах гнили. Какой-то старик снял с тележки, сделанной из остова детской коляски, жестяной бак и вывалил золу на насыпь. Серое облако поднялось и окутало Хорька, тот закашлялся, но ничего не сказал – волна страха почему-то снова накатила, хотя старик даже не смотрел в его сторону.
Хорек остановился у деревянного двухэтажного барака, отдышался и постучал в распахнутое окно. Оттуда высунулась Мордаша, разморенная, пышная. Обычно глядя на нее, Хорек испытывал острое желание тут же утянуть ее в койку, даже не для того, чтобы спать с ней, хотя и это тоже, а чтобы она обняла его крепко и долго гладила по голове и плечам. Но сейчас при мысли о том, что он коснется душного разморенного тела, пусть и приятного, становилось тошно.
– Чего?
Хорек быстро протянул ей пакет:
– На, спрячь. И никому, поняла? А белый сюда давай.
Даша встревожилась:
– Ты чего задумал? Зайди!
– Неси, сказал, – ответил Хорек грубо и осмотрелся.
Она вздохнула и неспешно скрылась. Появилась снова, протянула ему белый пакет. Пока Хорек прятал пакет за пазухой, Мордаша осмотрела цветок на подоконнике, отщипнула с него высохший лист и бросила за окно.
Хорек почему-то досмотрел, как сухой лист приземлится на землю, и только потом поспешил дальше – к длинным рядам разномастных гаражей. К Фархату. Постучал хитро – три коротких – один длинный:
– Открывай, свои.
Колян, крупный бритый мужик в спортивном костюме той же расцветки, что и у Хорька, чуть посторонился, пропуская его, и тут же захлопнул дверь.
В гараже висел сизый дым, но и он не перебивал запаха влажной плесени. Хорек обошел большой сейф и оказался во второй половине. Тут стоял старый диван и небольшой столик, обитый линялой клеенкой. Посреди столика – пепельница – гигантская консервная банка из-под топленого масла.
На диване лежал Фархат. Каждый раз, когда Хорек видел Фархата, он зажимался и «показывал зубы». Это невозможно было преодолеть – Фархат имел над Хорьком особую, животную власть. И это раздражало, потому что Фархат не был сильнее, быстрее или умнее, он вообще был довольно нелеп и похож на ребенка. Взять хотя бы эти его летние кожаные туфли. В городишке, пропитанном угольной пылью никто не носил открытую обувь – стоило ноге припотеть, и набившаяся пыль превращала внутреннюю часть обуви в наждак. А Фархат хотел белые летние туфли
