вредить ей – он не хотел, чтобы Рустэм был злой или грустный, но Рустэм и сам кинет ее, если она встанет между ними. У него тоже кроме Тэнгиза – никого.
Рустэм вышел из неглубокой штольни и посмотрел наверх. Небо не прояснялось. Он снова влез в штольню и задумался. Можно было рискнуть – дождь еще не успел как следует промочить камни, а если ждать, то лить перестанет, но по скользким скалам наверх ему не добраться. Рустэм торопливо снял со спины небольшой рюкзак, перевесил его вперед, под куртку, наглухо застегнулся, завязал капюшон и вышел в дождь.
Рустэм любил дождь. Несешься на своей Черной по бескрайней степи, ветер в лицо, трава хлещет по ногам, и ни черта не видно. Но от лошади к телу такой жар разливается, что сразу легко и спокойно. Черная не подведет. Тэнгиз, правда, хотел машину. Вроде как и под навесом сидишь и едешь одновременно. И палочки чтобы непременно по стеклу елозили – воду смахивали. Рустэм машинам не доверял, но мечтал, что пригонит когда-нибудь Тэнгизу самую огромную и мощную, на манер тех, в которых русские лошадей возят.
Цепляясь за крупные, угловатые валуны, он полез наверх. Вскарабкавшись на обточенный ветром камень, скользкий от дождя, он чуть было не соскользнул вниз, но вовремя уцепился за чахлый кустик. Кустик вырвался с корнем, однако Рустэму этой поддержки хватило, чтобы сохранить равновесие. Внутри противно захолодело, пришлось постоять и успокоиться. Он посмотрел вниз и весело пропел, подбадривая себя:
– Ах, прости, родная мама, я упал на Пилорама, не осталось даже шрама, весь погиб я без изъяна…
Эту дурацкую песню он сочинил еще в детстве, когда они с Тэнгизом впервые сбежали в Россию. Детство Рустэм помнил смутно. Неприкаянные, болтались после Большого Мора с отцом по степи. Ни еды, ни воды. И только спотыкающийся оголодавший конь под тобой – маленькая точка в бескрайней степи. Отец прибивался к чужим стадам, батрачил, перепродавал, воровал, когда дела шли совсем худо. И когда его, как конокрада, вздернули на перекладине у райцентра, Рустэм остался один. Тэнгиз тайно таскал ему лепешки из дацана, а потом и вовсе уговорил отца взять его к себе в подпаски.
И чем Рустэм ему отплатил? Увел единственного наследника в Россию! В Россию, где живут лжецы и трусы, где за все надо платить, а людей даже убить нормально не могут, а держат в клетках годами, чтобы они сами сдохли. Рустэм вспомнил, как орал отец Тэнгиза, и его обвислые щеки резко вздрагивали, как у пса. Это был странный человек, и Рустэм старался держаться от него подальше. С одной стороны, он вроде бы был глуп и счастье находил только в своем бахвальстве. Бахвалился он всем – стадом, табуном, одеждой. И улыбка такая, что лицо у него становилось похожим на отполированный казан – и смешно, и бесит. Но с другой стороны, дела он вел мудро, и не жадничал лишний раз, в отличие от Тэнгиза, который вздыхал по поводу каждой копейки. Тэнгиз тоже унаследовал это бахвальство, и терялся, когда Рустэм подшучивал над ним. Но Рустэм делал это редко – они были вместе так долго, что уже надоело.
Рустэм
