на Энктеллей, Хореи, да и на Трингхэмов, – они обнищали почти как и ты, хотя твой род познатнее, это верно. Слава богу, я ни из какого рода не происхожу, и теперь мне стыдиться не приходится.
– Что-то очень уж ты в этом уверена. А мне, глядя на тебя, кажется, что ты себя унизила больше, чем любой из нас, и были у тебя когда-то в роду и короли и королевы.
Тэсс переменила тему разговора, упомянув о том, что в ту минуту занимало ее гораздо больше, чем мысли о предках.
– Боюсь, что отец не сможет выехать с ульями на рассвете.
– Я? Через часок-другой я буду молодцом, – сказал Дарбейфилд.
Был двенадцатый час, когда все семейство наконец улеглось спать, а в два часа ночи, не позже, следовало отправиться в путь, чтобы успеть доставить ульи торговцам в Кэстербридж к началу субботнего базара; до места было двадцать-тридцать миль, и все по плохой дороге, а старая лошадь и так еле тащила тяжелую повозку. В половине второго миссис Дарбейфилд вошла в большую спальню, где спала Тэсс и все ее младшие сестры.
– Бедняга не может ехать, – сказала она старшей дочери, чьи большие глаза открылись, едва рука матери коснулась двери.
Тэсс села в постели, еще не совсем очнувшись от сна.
– Но кто-то должен ехать, – отозвалась она. – Мы и так уж запоздали с ульями. Роение скоро кончится. Если мы отложим это дело до следующего базарного дня, на них не будет спроса и они останутся у нас на руках.
Миссис Дарбейфилд совсем растерялась.
– Может, какой-нибудь парень поедет? Один из тех, что хотели плясать с тобой вчера? – предложила она вдруг.
– О нет, ни за что на свете! – гордо заявила Тэсс. – Чтобы все узнали, в чем тут дело? Какой стыд! Может, мне самой поехать – только вместе с Абрэхэмом?
После некоторых препирательств мать дала согласие на этот план. Они разбудили маленького Абрэхэма, который спал крепким сном в углу той же комнаты, и, хотя мысли его еще витали в мире грез, заставили его одеться. Тем временем и Тэсс поспешно оделась, и, засветив фонарь, брат и сестра пошли к конюшне. Маленькая разбитая повозка была уже нагружена, и девушка вывела Принца – лошадь, которая была немногим надежнее повозки.
Бедный коняга с недоумением всматривался в темноту, поглядывая на фонарь и на двух людей, словно не мог поверить, что в этот поздний час, когда каждому живому существу полагается быть под кровом и отдыхать, его заставляют трудиться. Они положили запас огарков в фонарь, привесили фонарь с правой стороны повозки и тронулись в путь: пока дорога шла в гору, они шагали рядом с лошадью, чтобы избавить слабое животное от лишнего груза. Желая подбодрить друг друга, они с помощью фонаря, хлеба с маслом и разговора устроили себе утро, – а настоящее утро было еще далеко. Абрэхэм, более или менее проснувшийся (до тех пор он двигался словно в трансе), принялся болтать о том, что темные предметы на фоне неба выглядят очень странно: вот это дерево похоже на разъяренного тигра, выскакивающего
