что США применяли санкции против половины человечества. Санкции общего характера, считает он, приносят страдания лишь бедным слоям населения, не затрагивая сколько-нибудь серьезно жизненные интересы тех, кто реально принимает решения. Распространение санкций, дававших ограниченные результаты в 90-х гг. прошлого столетия, привело к попыткам разработать “умные санкции”, которые действовали бы против элит, а не населения. Главное здесь – их предупредительная роль. Рассматривая ее с точки зрения “мягкой силы”, Най подчеркивает, что сигнал предупреждения может нанести реальный ущерб объекту. И прогностические оценки санкционного потенциала он тесно увязывает с ее ресурсными возможностями: “Санкции, по-видимому, останутся главным инструментом силы в XXI веке, несмотря на их неоднозначность, благодаря их ценности в плане предупреждения и мягкой силы, а также благодаря тому, что они часто бывают единственным сравнительно дешевым вариантом политики”[65].
Най выделяет следующие причинно-следственные модели “мягкой силы” (рис. 1.3):
Рис. 1.3. “Мягкая сила”: причинно-следственные модели
С практико-политической точки зрения особо важным является вопрос о пределах эффективности “мягкой силы”. В политических кругах Запада отношение к ней отнюдь не однозначное. Это признает и сам Дж. Най: «Даже те, кто считает, что “мягкая сила” может помочь в достижении целей внешней политики, зачастую недооценивают трудности ее включения в национальную стратегию в качестве эффективного средства. “Мягкая сила” может оказаться более совершенным инструментом, менее рискованным выбором, чем экономическая или военная власть, но зачастую ее трудно использовать, легко утратить и затратно восстановить»[66].
Естественно, что и диапазон мнений в научно-экспертной среде варьируется весьма широко: от утверждения, что в век информационных технологий и когнитивных войн ее возможности “становятся поистине неограниченными” до сдержанных, скептических и весьма критических оценок, а некоторые оппоненты, например во Франции, отождествляя “мягкую силу” с вялым влиянием, даже настаивают на том, что наступил “конец легенды” и “кончина концепта” стала реальностью (Пьер Герлен).
При прогностическом осмыслении коридора возможностей практического использования “мягкой силы” было бы ошибочным абстрагироваться от факторов, определяющих в будущем ее эффективность и стратегическую перспективность. На экспертном уровне подчеркивается, что “мягкая сила” изменяет наше представление о природе конфликта. Но ее невозможно количественно подсчитать, она не является в строгом смысле слова одной из возможных больших стратегий. «“Мягкая сила” часто основывается на переоценке влияния на мотивацию других стран, правительство не может в полной мере ею распоряжается, она основывается на совокупности действия всего государства и общества на другие государства
Foreword by Joseph S. Nye Jr. Portland Soft Power 30. Monocle, Soft Power Survey 2014–2015. P. 6.
