мусульман, придерживающейся более разнообразных взглядов.
В свете этих опасений и предупреждений так ли уж неожиданной и парадоксально новой выглядит сегодня постановка вопроса о “мягкой силе” исламского радикализма, получившей название “гуманитарный джихад”, которую используют те, кто одновременно организуют и направляют террористическую деятельность боевиков “Исламского государства”, изощряющихся в жесточайших пытках и варварских убийствах ни в чем не повинных людей? Речь идет, во-первых, о расширении идеологического обоснования и ценностно-психологической мотивированности радикального исламизма, об обосновании вероучительном, в основе которого лежит “защита (освобождение) исламских земель”, к которым относят значительную часть Европы и всю Америку. Здесь умело подпитывается убежденность многих мусульман в том, что именно им, а не Колумбу, принадлежит заслуга первооткрытия Америки. Утверждается, например, что написание названия американского штата Калифорния (по-английски California) должно выглядеть иначе – Kaliphornia, от слова Kaliph, – как подтверждение первородства халифата на американской земле. Во-вторых, это “мягкое”, явочным порядком, введение шариатских норм и правил поведения во многих городах Европы. В-третьих, это создание пропагандистско-рекрутинговых центров, которые занимаются вербовкой не только боевиков, но и гражданских специалистов для “Исламского государства”. При этом всё больший масштаб приобретает пропагандистская работа, ставящая целью переселение в ИГ целых семей с детьми. В-четвертых, в “мягких” рамках “гуманитарного джихада” в специальных школах и центрах ведется подготовка “львят Халифата” в возрасте от 5 до 14 лет, численность которых только в иракском Мосуле, контролируемом ИГ, достигает 4 тысяч. И, наконец, в-пятых, это использование миграционного кризиса в Европе для отвлечения европейских сил и ресурсов от борьбы с ИГ[77].
Особенности взаимосвязи внутренней и внешней политики – один из важнейших факторов, определяющих параметры и эффективность “мягкой силы”. Их органическая сопряженность и взаимодополняемость находятся постоянно в фокусе внимания Ная. Он фиксирует внимание на том, что внутренняя или внешняя политика, если она лицемерна, высокомерна, безразлична к мнению других стран или людей либо базируется на узком подходе, учитывающем только национальные интересы, может подорвать “мягкую силу”: «В любой демократии “собака” внутренней политики часто слишком велика, чтобы ею управлял “хвост” внешней политики, но, когда мы игнорируем связи между “хвостом” и самой “собакой”, наше очевидное лицемерие слишком дорого обходится нашей “мягкой силе”»[78].
Не пройдет и десятилетия, как он вновь зафиксирует: “Великие державы стремятся использовать культуру и свою национальную идею для создания мягкой силы, чтобы улучшать свой имидж, однако не всегда бывает легко всё это продать, особенно когда слова и идеи не совпадают с внутренними реалиями”
См.:
