сразу выхлебал! Да лысый сам нас засудит и по миру пустит без штанов! У нас сейчас весь доход – только твоя да материна пенсии. Я пока еще гонорары не получаю. А вот если…
Она посмотрела на мужа оценивающим взглядом.
– Если про тебя Игорек пропечатает? Дескать: чудо природы, разумная гусеница. По телевизору покажут, а? Вот так можно зарабатывать! А? Ведь таких насекомых, как ты, ни у кого нет! Можно за деньги тебя показывать, а? За границей гастролировать! За доллары! Тебе пока еще только сорок лет… Я тебя буду хорошо кормить и поить; мне для тебя ничего не жалко! Хочешь «Жигулевское» – пожалуйста. Хоть три литра в день! Приедем в Париж, выставим тебя в Лувре. Билет пусть стоит пять долларов. Теперь давай посчитаем: если в день придет тысяча человек, мы уже заработаем пять тысяч долларов. В день, милый!
Жена от таких перспектив совсем разошлась:
– Афиши напишем. «Ученая гусеница!», «Грамотное насекомое!», «Гусеница сочиняет стихи на русском языке»! А? И будешь мои поэмы ртом писать! Пять тысяч долларов в день умножим на триста шестьдесят пять… Это в год выйдет примерно два миллиона. В год! Если протянешь лет сорок, так мы восемьдесят миллионов зашибем!
Жена продолжала строить планы, а Григория Францевича охватил ужас. Да ведь она это – на полном серьезе. Если сейчас не удрать, она его потом просто не выпустит из дома. Посадит на цепь и начнет эксплуатировать! Вот беда! Бежать, немедленно бежать!
Но нужно это сделать конспиративненько, не вызывая подозрений! Он несколько раз ткнул головой в пустую кастрюлю: давай, жена, корми голодного мужа! Та намек поняла:
– Еще хочешь? Сейчас, Гриня, сейчас!
Она вышла с кастрюлей, а Григорий Францевич не стал терять драгоценных секунд: мгновенно взлетел по шторе к форточке, втиснулся в нее да и укрылся в ночи. Прощай, непутевая Швабра, здравствуй свобода!
Глава 4
Совсем один
Бегство от Верки явилось для Григория Францевича этаким Рубиконом, перейдя который он уже не мог вернуться в прошлую жизнь. Он понял, что пора избавиться от фантазий: оранжевый колдун не возвратит человечье обличье. Жердь права: превращение в гусеницу – его собственная вина. Ведь кришнаит говорил, чтобы не хлебал больше глотка в неделю. А он засандалил сразу весь пузырь! Любой суд встанет на сторону лысого.
И что делать? Возможно, дьявольское снадобье будет действовать всю жизнь? А ведь если колдун прав, так жить-то придется вечно! В облике червяка, едрена мать! Или? Он ведь плел, что происходят превращения. Можно помереть, а потом стать священной коровой или мартышкой. Если повезет – человеком. А не повезет? Эх, горе-то какое!
Кафкин попытался заплакать. Был бы человеком – напился б от тоски! А может, действительно клюкнуть? Дома-то запасов нет из-за Швабры. Но зато Котенко точно держит! У летчиков так положено, как он говорил: «Для смазки организма». Канистра спирта под кроватью. От сына старик прячет. Вот, значит, и еще один повод нанести визитец ворюге. Главная причина, разумеется, – «Советская военная
