спросил Соколов.
– Тут находилась жемчужина коллекции Абрамова – альбом «Отечественная война» со ста тринадцатью карикатурами Наполеона, исполненными Теребеневым, Венециановым, Ивановым и другими выдающимися мастерами.
Ульянинский значительно покачал головой:
– Это был самый полный экземпляр из всех известных! Я предлагал за него Абрамову фантастические деньги – две тысячи, но он отказался.
Кошко полюбопытствовал:
– Какова примерная стоимость всего похищенного?
Чуйко неопределенно отвечал:
– Эти редчайшие книги стоят столько, сколько за них попросят. Если коллекционеру для полноты раздела не хватает какого-либо экземпляра, он готов выложить за него чуть не целый капитал.
Кошко многозначительно взглянул на Соколова:
– Путь поиска пропавшего ясен: надо оповестить всех букинистов. Пусть сообщат полиции, если кто предложит им украденные книги.
Соколов хотел ответить, что похитители не такие дураки, чтобы тащиться с уворованным в антикварные лавки, как вновь кто-то позвонил в дверь.
Любовь к прекрасному
Судьба в этот день решила быть щедрой к Соколову.
В квартиру ворвался Рацер. Он был крайне взволнован:
– Я уже звонил в полицию, господин Соколов, но мне сказали, что вы тут… Это очень кстати! Тут такая история, не знаю, с чего начать, право.
– Проходите в комнаты, Яков Давыдович, усаживайтесь в кресло. Что стряслось?
Рацер плюхнулся в кожаное кресло, быстро заговорил:
– Видите ли, заболел мой кучер Терентий Хват. Еще позавчера он прислал жену с этим известием. Сегодня я подумал: «Надо Терентия навестить, дорога близкая, а человек он услужливый. Куплю того-сего, подарочков разных, и перед заседанием нашего правления загляну».
Приезжаю в Лялин переулок, это дом Морозова, рядом с полицейской больницей. Живет он, оказалось, в полуподвале. Сырость, воздух застоявшийся, а сам кучер мой любезный сидит за столом. Перед ним на клеенку высыпаны пряники, конфеты, стоит початая бутылка водки, а прямо на газете – шматок сала. Зарабатывает Терентий прилично, мог бы лучше устроиться, да, видать, у некоторых просто стиль жизни такой.
Соколов согласно кивнул:
– Кто это заметил, Вольтер, кажется: «Что будет делать разбогатевший пастух? Он будет свиней пасти верхом».
– Очень верное наблюдение! Но, господа, теперь доложу главное. Говорит пьяным голосом: «Гуляю, горе пропиваю!» А на стене лачуги висит, что бы вы думали? Прекрасная старинная гравюра! Да не какой-нибудь аляповатый лубок, какие клеят на сундуки и стены люди круга кучера, что-то вроде «Что делает жена, пока мужа нет дома», а великолепная работа, на которой изображен Наполеон. Я не стал любопытствовать: «Где взял гравюру?», я решил вам сообщить – на всякий случай.
Кошко деловито предложил:
– Внизу –
